Дни Затмения

История об отношениях Петроградского округа к фронту в двух словах следующая: в начале войны в столице находилась 5-я армия Фан-дер-Флита^{127}, штаб коей помещался в здании штаба округа и считал себя на театре военных действий, получая боевые награды к великому огорчению чинов Главного штаба, доказывавших, что они в юго-западной части Дворцовой площади на целых 200 шагов ближе к противнику, а боевых наград не получают. Но 5-я армия ушла, и округ оказался вклиненным во владения Северного фронта, коему принадлежала Финляндия. Началась бесконечная переписка со Ставкой о границах округа. Вопрос особенно обострился с водворением в Петрограде Корнилова, задумавшего обосновать новый Петроградский приморский фронт, с включением Финляндии и южного берега Финского залива с огромной сетью укрепленных линий. Ставка и Северный фронт запротестовали, и пишущие машинки заработали.

Унаследовав вопрос, я его поставил иначе. — Довольно у меня дела в самой столице, чтобы не интересоваться возможными военными действиями в Або или Ревеле, а потому пускай Северный фронт ведает удаленными от столицы областями, но я настоятельно прошу предоставить мне Выборгские, Наровские и Лужские позиции, о которых никто не заботился. Они для меня важны, как ближайшие подступы к Петрограду, на которых даже со своими «революционными» войсками я смогу немцев задержать достаточно, чтобы эвакуировать все ценное из города, по поводу чего мною было собрано совещание из представителей всех ведомств, давших мне вес своих грузов. Оказалось, что водой все вывезти можно быстро и хорошо. Так я и написал в Ставку, а в штаб Северного фронта послал своего офицера для выяснения взаимных отношений, но за время своего командования войсками окончательного ответа так я и не получил.

Морская оборона находилась в ведении Морского Генерального штаба, имевшего две оборонительные позиции, — одну, передовую, где-то на линии Свеаборга, другую, тыловую, впереди Кронштадта. Последняя была в зачаточном состоянии и, хотя в техническом отношении она зависела от Морского штаба, но снабжение касалось меня, и тут-то политика оказала свое вредное влияние на стратегию: «Автономная Кронштадтская Республика» категорически отказалась выдать что бы то ни было из своих запасов для морской позиции, заявив, что даже 10-дюймовые орудия нужны для защиты самого Кронштадта от контрреволюции… Даже получился отказ давать провиант из Кронштадтских магазинов для рабочих на позиции, ибо эти запасы опять-таки могут понадобиться республиканцам в случае осады со стороны реакционной гидры. Пришлось рабочим доставлять припасы из Петрограда, а на вооружении батарей поставить крест.

Грустны бывали мои свидания с комендантом Кронштадта. Он несколько раз приезжал ко мне и рассказывал потрясающие вещи про тамошние порядки. Сам он тактичным невмешательством сохранил голову и свободу, но больше ничего. Когда я раз выразил желание поехать посмотреть войска республики, он ужаснулся и сказал, что если бы стало известным, что он меня посещает, то его растерзали бы и что он погоны надевает, только входя ко мне в штаб. Однажды он мне заявил, что комитеты в Кронштадте захватили всюду экономические капиталы и поделили их между собой, а теперь некоторые офицеры беспокоятся, не будет ли на них начет Государственного контроля… Просил всех успокоить, объяснив, что свобода и Государственный контроль покамест понятия несовместимые.

По сравнению с Кронштадтской республикой значительно более передовым государством оказалась Шлиссельбургская держава. — Там было объявлено, что каждая волость, наподобие американского штата, представляет собой самостоятельную единицу, а в Шлиссельбурге будет заседать союзный конгресс. На первом заседании конгресса было выяснено, что вся сумма государственного дохода соединенных штатов равняется 150 тыс. рублей. Каждому народному представителю, как в управлении отдельных штатов, так и в центральном конгрессе, было положено жалование 5 тысяч в год, что как раз покрыло всю сумму дохода. И с таким простым бюджетом республика начала действовать.

Довольно благополучно наладилось существование в гвардейских запасных кавалерийских частях в Кречевицких казармах. — Тамошний командир, граф А. Бенигсен, приехал ко мне со своими комитетчиками, и мы сговорились по всем вопросам более или менее удовлетворительно.

В самом Петрограде, кроме войсковых частей, много хлопот у меня было с Петропавловской крепостью. — Туда в первые дни революции попал поручик Берс чем-то вроде помощника Коменданта и начал играть роль народного избранника, держа связь с Советом. Исполняющий должность коменданта был очень слаб, а в гарнизонном комитете были всякие личности подозрительного свойства, между прочим, некий демократический вольноопределяющийся, бравший взятки для выпуска арестованных. Постановление прокурора об освобождении подвергалось критике гарнизонного комитета, и иногда получался категорический отказ выпустить, пока вольноопределяющийся не получал мзду. Сенатор Добровольский, кажется, заплатил 5 тысяч, Вырубова 2,5.