До чего ж оно все запоздало

Сэмми кивает. Ладно, со многим из того, что ты сказал, я согласен.

Еще бы ты не был согласен!

Слушай…

Нет, извини, но лучше ты послушай и пойми меня правильно, видишь, какое дело, если ты со мной не согласен, то нам и разговаривать не о чем, это просто означает, что ты не понимаешь, как ведется эта игра. Ты одного никак не поймешь – я всего-навсего излагаю факты; а если мне захочется сообщить тебе всего-навсего мое личное мнение, я так и скажу.

Как ты узнал, что в пятницу я был в ОМПУП?

Да просто выяснил.

Где выяснил?

В мировом суде; тут ничего сложного нет, туда сходятся все извещения. Такие дела, как твое, вообще приходится быстро ловить – один день упустишь, его уже нет. Люди вроде меня приходят туда каждый вечер: куда же деваться, иначе просто не будешь знать, что происходит. Я, кстати, не только медицинскими делами занимаюсь, другими тоже.

И какими же?

Да всякими.

А поточнее?

Всякими; любыми; не важно.

Ты не ответил на вопрос.

При всем моем уважении, тут и отвечать-то особенно нечего, ну, сам подумай.

Эй, вроде автобус идет!

Ага.

Какой номер?

Э-э, частный, на нем написано «частный».

Частный?

Специальный, школьный; куча малышни внутри.

Сэмми вслушивается в пролетающий мимо рев.

А тебе какой номер нужен?

Когда придет, скажу.

Ты мне все еще не доверяешь!

Ты шутишь, мать-перемать…

А, ладно, дело твое! хорошо, давай говорить прямо, в этой игре тебе остается полагаться только на интуицию; а моя интуиция говорит мне, что мы договорились до того, что можем доверять друг другу. Возможно, я не прав. Но, по-моему, договорились. Насчет тебя не знаю, но я это так ощущаю.

Ощущаешь?

Да, ощущаю, однако если ты мне не доверяешь, я лучше уйду, сию же минуту.

Сэмми улыбается, качает головой.

Прости, что я тебе это говорю, но ты очень озлоблен.

Неужели?

Да, я бы именно так и сказал, страшно озлоблен.

Ну, не думаю…

Кто кого первым ударил?

Я их.

Они пытались тебя задержать?

Нет, ни хера.

И ты просто набросился на них?

Господи, да я и не знал, что они полицейские! Сначала не знал, я думал, они – нет, постой; так все и было; я знал, что это полицейские; но только потому, что знал, как полицейские выглядят. Какой-нибудь простодушный мудак ничего бы и не заметил.

Они себя не назвали?

Да ни хера.

Понятно… Слушай, ты меня извини, конечно, но вот еще что, тебе нужно следить за своими словами; прости, но у тебя что ни слово, то «хер». Если ты меня внимательно слушаешь, то заметил, наверное, что я стараюсь пользоваться общепринятыми оборотами речи.

…

Я-то ничего против не имею, просто это хорошая привычка, упрощает общение с властями. Ты обиделся? Зря.

Я и не обиделся.

Обиделся, а зря.

Не хера меня учить, чего я должен делать, а чего не должен, не хера мне лекции читать. Сэмми вслушивается, повернув голову туда, откуда должен появиться автобус.

При всем моем уважении…

При всем моем уважении, друг, ты разговариваешь, как долбаный легавый… Сэмми сплевывает. Что с тобой такое, ты стукач какой-нибудь гребаный или что?

Что же, согласен.

Согласен!

Согласен, ты вполне мог решить, что я легавый или стукач, тут я согласен.

Сэмми постукивает себя по груди. Меня уже, на хер, тошнит от этого, понял. Чем меня только не донимали самые разные мудаки, еще и ты мне для этого на хер не нужен. В другой раз, может быть, но не сейчас, друг, сейчас я не в настроении и голова у меня ни хера не… не готов я к этому. Сэмми снова сплевывает и отворачивается от него.

Согласен…

В другой раз.

Когда?

Когда захочешь, на хер.

Видишь ли, ты не понимаешь одного присущего поверенным свойства, я просто обязан думать так, как думают все они. Я должен выяснить все мелочи, крохотные детали, слова, которые никому больше не интересны, мелкий шрифт, так сказать. Как, по-твоему, я раздобыл тебе направление! Атак, что знал, какие слова нужно сказать, этакую абракадабру – и ровно через две секунды он уже все подписал. Надо понимать, как они думают и действуют, я о чиновниках говорю, как дышат; как держат вилку и нож, как водят машину; где живут – это, кстати, большая сложность, потому что они терпеть не могут давать кому бы то ни было свои адреса. И все это нужно знать еще до того, как доберешься до правил, установлений и всяческих процедур, протоколов, формальностей; а тут уже необходимо знать, когда следует кланяться, а когда ножкой шаркать, когда говорить, а когда молчать в тряпочку, – понимаешь, когда заткнуть хлебало; когда появляться в галстуке, а когда с расстегнутой верхней пуговицей. Ты должен знать что к чему, Сэмми, суд не то место, где можно разыгрывать шута горохового, там приходится играть по правилам. А правила устанавливают они.

Сэмми потирает подбородок.

Чего они совсем уж не знают, так это тебя и меня. Этого они знать не могут. То есть они думают, что знают нас, ан нет. Тут-то у них и возникает нужда в стукачах и легавых. Я к тому, что для них это большая проблема, им очень трудно в нас разобраться. Потому они нас и терпеть не могут. Им даже в одной с нами комнате находиться противно!

Мне тоже противно находиться в одной с ними гребаной комнате.