До ее смерти осталось сто дней (СИ)

И пускай намерения его были благими, но ими он действительно вымостил для Грейнджер дорогу в ад. Снейп немногое рассказал — то ли не знал подробностей, то ли решил не делиться ими, но и того, что сказал, было достаточно. В ночь атаки на Хогвартс Гермиона Грейнджер была изнасилована и едва не убита Фенриром Сивым. Может, искра узнавания мелькнула в его замутненном мозге еще тогда, когда он наткнулся на Гермиону в парке Малфой-Мэнора. Может, он прослышал об этом позже — но факт оставался фактом, Фенрир знал, кем была эта девушка. Он не решился убить ее или обратить, но предположил, видимо, что она в Мэноре пленница, а значит, истязать ее он имеет полное право.

Мимо пронесся велосипедист, едва не задев Драко. Тот выругался себе под нос, отдернул футболку — в маггловской одежде он чувствовал себя уж слишком неудобно. Но ему нужно было видеть ее. После месяцев, проведенных в Мунго, Гермиона наконец-то вернулась домой, и Снейп заверял, что с ней все в порядке, но Драко должен был убедиться.

Он не надеялся быть прощенным. Не стремился быть понятым. Но ему нужно было хотя бы попытаться объяснить Грейнджер все. Она верила в него — так безоговорочно и слепо, а теперь что же, считает, будто он предал ее? Неужели она никогда не осознает, что все, что он сделал, было попыткой защитить ее? И — Мерлин свидетель! — Драко будет проклинать себя всю оставшуюся жизнь за то, что не сумел все же уберечь ее, не предусмотрел всех опасностей.

Когда Драко все же подошел к двери и нажал на звонок, сердце его колотилось так сильно и в ушах стоял столь оглушительный шум, что он не сразу услышал вопрос, который ему задала женщина, появившаяся на пороге.

— Простите? — пробормотал он. Это была мама Гермионы — магглорожденная, грязнокровная женщина, которая еще совсем недавно вызвала бы у Драко лишь презрение. Но теперь… Он смотрел на нее, будто зачарованный, улавливая малейшие схожие черты и думал, что лет через двадцать пять Гермиона Грейнджер тоже будет такой — с лучиками морщинок возле рта, с темными от недосыпа кругами под глазами, но все еще красивая. Он сглотнул комок в горле, мешающий ему говорить и попытался улыбнуться ей. Наверное, получилось не очень, потому что женщина вздернула бровь, вопросительно склонила голову.

— Вы что-то хотели? — повторила она.

— Да, я… Извините… Я учусь вместе с Гермионой.

— Оу, учитесь в… — казалось, что она впервые видит волшебника, если не брать в расчет ее родную дочь.

— Да, — кивнул Драко. — Меня зовут Драко Малфой.

— Никогда не слышала о вас. Проходите, что же мы стоим на пороге!

Драко поморщился. Гермионе стоило бы научить своих родителей хоть каким-то правилам безопасности. Узнать ее адрес не составляло труда, а ее мама так беспечно приглашает в дом волшебника, о котором ничего не знает.

— Гермиона в комнате. Я бы с удовольствием угостила вас чем-нибудь, но я тороплюсь. Работа, — она виновато улыбнулась и, кивнув, произнесла: — Последняя дверь слева. Чувствуйте себя как дома.

Видимо, Грейнджер тщательно скрывала от родителей все подробности о происходящем в магическом мире. Как иначе можно было объяснить столь легкомысленное поведение ее матери? Она, наверное, считала, что Хогвартс не особо отличается от маггловских школ и уж какой-то ученик не может представлять для них угрозы.

Драко медленно подошел к комнате Гермионы. Во рту разлился противный металлический привкус — губа то ли лопнула, то ли Малфой слишком прикусил ее. Он провел по вспотевшему лбу ладонью и, выдохнув, постучал.

— Да, ма, входи, — раздалось из-за двери. Мерлин, как же давно он не слышал ее голоса!

Драко медленно опустил дверную ручку, толкнул дверь, но зайти не смог — так и замер на пороге, бессильно облокотившись о косяк. Гермиона стояла спиной к нему, у окна — солнце путалось в ее волосах, старая футболка съехала с одного плеча, обнажая острую лопатку. Она была такой близкой, и вся сущность Драко бунтовала внутри. Ну же, сделай эти несколько чертовых шагов, заключи ее в объятия, оставь поцелуй на плече, вдохни запах, по которому так соскучился! Пускай вырывается, ненавидит, проклинает, но не отпускай! Потому что она твоя, Малфой! Твоя сила, фундамент твоей изломанной жизни. Так держи же ее, не позволяй уйти! Но он все стоял, будто прирос к земле, боясь только, что она услышит, как постыдно колотится его сердце.

— А ты на работу не опаздываешь? — встрепенулась Гермиона и обернулась.

Глаза ее расширились, улыбка медленно угасла, на щеках проступил лихорадочный румянец. Она сделала шажок назад, но дальше ей некуда было отступать.

«А на что, собственно, Драко, ты рассчитывал? Что она бросится к тебе в объятия с поцелуями? В любви начнет признаваться?» — с горечью подумал Малфой.