До февраля

Клим придумался в последний момент и довольно неожиданно. Исходно предполагался, конечно, Паша. Он молод, свободен, с Аней уже хорошо знаком, они вместе перенесли некоторые потрясения, и он из симпатии и добрых побуждений приглашает Аню 12 декабря в необычное место на вечеринку «Конститьюшн-пати», в соорганизаторы которой попал приработка ради. Аня должна отвечать, что да, есть смысл вдарить по ведрам напоследок. Ей всяко не улыбается откисать в постылом Зотове три недели лишь для того, чтобы восемнадцатый раз подряд – ну хорошо, одиннадцатый или десятый, – на пару с матушкой долго-долго рубить, а потом пожевать и выставить на балкон оливье и селедку под шубой. Потому она уже сговорилась на той неделе рвануть на весь декабрь к однокласснице в Екб, а оттуда в Питер, где есть работа для славной пары девчонок. Но ради Паши и ради того, чтобы Сарасовск запомнился хоть чем-то хорошим, она готова вернуться на полдня, а потом сразу рвануть к подруге.

И всё это они обсуждают в Анином аккаунте легко и беззаботно, потому что кого стесняться-то, френдов у Ани почти нет, как и записей, а каменты она обычно подтирает – просто в этот раз спохватится не сразу, а после того, как каждый, кто подписан или просто следит, наверняка всё увидит и примет в работу.

В общем, участие Паши было логичным, оправданным и необходимым. Только он кашлял почти не переставая, а температура держалась в районе тридцати девяти, падая от звериных порций нурофена всего на час-полтора.

– Ну сдохнешь ты, и кому легче? – поинтересовался Тобольков.

Паша принялся спорить, но сразу раскашлялся минуты на три, так что на него просто посмотрели с двух сторон, он оскорбленно махнул рукой и сел в угол дуться.

Андрей рассуждал вслух, кто из ментов или смежных служб издали может сойти за Пашу, когда Аня вдруг вспомнила Клима – и предложила.

И Тобольков неожиданно согласился. Не сразу, конечно. Сперва-то его от упоминания Клима просто перекосило так, что пришлось челюстью специально подвигать, чтобы сказать «Нет». Но Тобольков так и не сказал «Нет», а подзавис со зверовато выставленной челюстью, будто размышлял. И Аня быстро накидала разных аргументов, к которым даже Паша издали прислушивался, постепенно соглашаясь. Ключевым оказался последний: «Змей себя ведь за Клима не зря выдавал, значит, считал, что я его запомнила и интересуюсь, и сам рассматривал как конкурента за место в журнале. Значит, от нашей переписки дополнительно взревнует. Или что там у него вместо человеческих чувств».

Аня сама вызвалась поговорить с Климом, и он как раз согласился почти мгновенно, едва понял, о чем речь и что от него требуется. А когда Тобольков, попросив включить громкую связь, принялся предупреждать, что дело непростое, что это собственный выбор Клима и что правоохранительные органы будут рядом, но существенный элемент риска всё равно присутствует, потому что мы можем не успеть, Клим хохотнул и сказал: «Да когда вы за настоящими преступниками успевали-то, это ж не митинг винтить и не детишек за репосты сажать».

Лицо Тоболькова пошло желваками и складками, но Аня быстренько толкнула беседу в конструктивное русло, так что обошлось почти без напрасных потерь времени.

Тобольков согласовал место. Они с Аней съездили его осмотреть и познакомиться с группами прикрытия и захвата.

Аня между делом написала черновик беседы, утвердила у Тоболькова, бросила Климу – и они распасовали ее быстро и ловко, как школьную пьесу в сыгранном театральном кружке. Клим некоторые фразы переделал под себя и оказался очень убедителен. И совсем, к счастью, не похож на версию, за которую себя выдавал Змей.

Ночевала Аня в служебной квартире, которую, судя по виду и запаху, использовали не столько для конспиративных встреч или половых забав, сколько для заселения командированных ментов. Утром ее покормили пиццей, днем – другой пиццей, а ближе к вечеру отвезли на автовокзал, чтобы Аня смешалась с пассажирами автобуса, прибывшего из Зотова, и сунула в карман трекер, накануне извлеченный зотовским ментом из-под сиденья маршрутки и прибывший в Сарасовск тем же автобусом.

Теперь Аня сидела за столом, старательно разглядывая гроздь винограда, и неловко думала о том, что внешне-то на Змея Клим не походит тем более, и что такого красивого мужчину она вживую, кажется, не видела.

Ну и не увидишь, оборвала она глупые мысли. Вот кончится это всё – и он вернется к своим длинноногим грудастым обожательницам, которых, поди, два вагона, а я продолжу бегать бессмысленной серой мышкой. Аня сердито потянулась за виноградом и свалила на пол упаковку пластиковых вилок.

Клим, опередив ее, поднял упаковку, не успевшую, к счастью, рассыпаться по полу, наверняка не мывшемуся десятилетия и истоптанному множеством натуральных мышек, положил ее обратно, а высунувшую зубчики вилку отнес к чайнику и обдал кипятком.

– У стола лекпом хлопочет, инструменты протирая, – пробормотал он, усаживаясь обратно.

Аня, распахнув глаза, продекламировала:

– И тогда к нему толпою вивисекторы спешат. Только не спешат что-то.