До и после

Обычно через несколько минут я проваливалась обратно в сон, но этим утром мои глаза отказывались закрываться. Голова не могла найти удобное положение на подушке. Под одеялом было слишком жарко.

Я отбросила его и перевернулась. В окно дул легкий ветерок, шевеля шторы. Снаружи послышалось шарканье кроссовок по тротуару и легкое дыхание бегуна, миновавшего наш дом. Где-то неподалеку хлопнула дверь автомобиля. Зажужжал блендер.

Фостер делал смузи.

Я застонала. Теперь я точно проснулась.

Я никогда не видела Фостера в пижаме. Он всегда ложился последним, а утром вставал первым и выглядел точно так же, как и предыдущим вечером. Я знаю, что у него должно было быть больше одежды из дома, чем мне казалось, но дело в том, что вся она выглядела одинаково. Все свежие новые футболки, рубашки, джинсы с идеальными складками, которые купила для него моя мама, лежали ненадетыми в ящиках его комода. Меня расстраивало, что он отказывался избавиться от вещей из дома, но еще больше мне было жаль маму, которая — хотя они ни за что не признается — досконально изучила, какую одежду носят дети в телеке и в журналах, чтобы у Фостера было именно то, что нужно. Когда он отказался это носить, она сказала, что это было глупо с ее стороны, ведь конечно же ему хочется самому выбрать свой стиль. Но еще одна поездка в магазин, закончившаяся пустыми руками, сказала сама за себя: у Фостера есть свой стиль, и он потрепанный.

— Хочешь смузи? — спросил Фостер, когда я притащилась на кухню.

— Фостер, сейчас слишком рано включать блендер.

— Знаешь, на Западном побережье только половина четвертого.

— Ты просыпался в половину четвертого, когда жил на Западном побережье?

— Иногда, — сказал он. — Как по-твоему, если встать пораньше, день будет казаться длиннее?

По-моему, в сутках двадцать четыре часа, и никакое раннее пробуждение этого не изменит.

Не дождавшись от меня ответа, Фостер спросил:

— Ты знаешь, какой сегодня день?

— Пятница?

— Ага. А угадай, что происходит по пятницам?

«Будущие революционеры американской науки» объединяют свою умственную энергию, чтобы сдвинуть машину директора на один дюйм влево? Стоп, нет, это было вчера.

— Не знаю.

Фостер вытаращил глаза:

— Ты не знаешь?

— Что происходит по пятницам, Фостер?

Я начала терять терпение. Потом до меня дошло. Но ни за что на свете нечто настолько нормальное не могло исходить от Фостера. Он не мог иметь в виду...

— Футбол!

Я вылупилась на него. Прошло всего три месяца. Я еще столько о нем не знаю.

— Ты любишь футбол?

— Не знаю. Я никогда не был на настоящей игре.

Это больше похоже на правду.

— Тетя Кэти сказала, что ты возьмешь меня с собой.

У мамы есть привычка назначать меня сопровождающим Фостера без моего ведома. Судя по выражению лица Фостера, мое собственное выдало эти мысли.

— Ты возьмешь меня? — спросил он.

— Конечно, — сказала я. А что еще тут скажешь? Теперь все по-другому.

* * *

В Темпл-Стерлинге футбол не является грандиозным событием, как в некоторых городах в Техасе или даже в других районах Флориды, о которых вы могли слышать, где стадионы на двадцать тысяч мест и в день игры жизнь полностью останавливается. Но тем не менее он, несомненно, очень важен. Преданные футбольные болельщики: родители, братья и сестры, тети и дяди мальчиков из команды. Дети вроде меня, не имеющие отношения к футболу, но все же желающие быть частью чего-то. Мужчины, от служащих банка до семидесятилетнего Фреда из «Автосервиса Фреда», которые в прошлом играли за команду, знали ощущение стадиона в пятницу вечером и ходили туда каждую пятницу, чтобы попытаться вернуть частичку прошлого. Футбол — это нечто общее, как общая религия. Мы все верили в тачдауны и филд голы. Всех нас крестили в лучах прожекторов.

Этим вечером я пробиралась через толпу, таща Фостера на буксире. Он цеплялся за мою футболку, пока мы прокладывали путь к пустым местам в дальнем углу трибуны перед очковой зоной.

— Они выглядят как армия, — пробормотал Фостер, и я проследила за его взглядом на трибуны гостей, море синего и золотого.

После того как мы заняли наши места, я осмотрела толпу вокруг. Впереди сидела шумная группа девятиклассников, а за нами разместилась большая компания выпускников, которых я узнала, но ни с кем из них не была особенно дружна. Во времена Джейн между знакомыми и друзьями существовала огромная разница. Друзьям ты можешь раскрыть свои сокровенные чувства и проводить вместе много времени. Знакомому нанесешь визит в течение четверти часа, потому что так положено по этикету.

В наши дни эквивалентом такого пятнадцатиминутного визита было несколько улыбок, взмах рукой и «как дела?», что я и получила от двенадцатиклассников и с готовностью ответила с тем количеством дружелюбия, которое соответствовало случаю, прежде чем вернуться к дальнейшему обозреванию толпы.

Фостер сидел рядом с парочкой готов, которые так тесно переплелись, что было сложно сказать, где чьи конечности, а справа от меня расположился Эмир Зуривич с сигаретой в руках и слегка скучающим выражением лица.

— А я все думал, когда же ты меня заметишь, — сказал он.