До и после политики

Хоккей

Хоккей интересен только тогда, когда он становится политикой. И вот тут-то начинают происходить загадочные вещи. В давние годы (когда это ещё не стало историей, а было политически актуальным) я осуждал ввод войск в Чехословакию. В 1968 году. Но при этом в матчах с чехами я исступлённо болел за наших, за своих, и желал чехам полного и безоговорочного поражения.

Расизм и экономика

Российское общество переживает процесс болезненного прозрения. Оно ещё не знает, что ему делать с фактом современной политики: мы живём бок о бок с государством, чей идеологический вектор имеет резкую антироссийскую и антирусскую направленность. Заявления киевских политиков о том, что области с русским населением должны быть либо украинскими, либо безлюдными, давно не являются только заявлениями. Они воплощаются в жизнь с помощью систематических артобстрелов городских кварталов.

Говоря о восстании Юго-Востока, эксперты утверждают, что идёт война между фашистами и антифашистами. Это правда, но далеко не вся. В действительности мы наблюдаем начальную фазу этнической войны. Идёт зачистка территории. Очень немногие в России осознали, что конфликт Киева и Юго-Востока предполагает – как бы ни хотелось перестать об этом думать – конфликт между украинцами (в союзе с США) и русскими, а не только между фашистами и антифашистами. Украинцы осознают данный факт гораздо лучше русских, которые не хотят верить в то, что следующими горячими точками станут Крым, юг России и Москва.

Можно спросить: а разве война с обеих сторон мотивирована одинаково? Разумеется, нет. Конечно, сущность русской и украинской идентичности различна. Русская идентичность никогда не была основана на этническом понимании нации. Она в значительной мере религиозна и идеократична. Идентичность украинская – исторически ситуативна. Это явление вызвано к жизни политическими обстоятельствами ХХ века и потому имеет один идейный фундамент: русофобию и отталкивание от «русской Европы», «русского проекта», то есть русского православного сегмента европейского мира. Но в течение многих веков Украина была частью этого мира. Отделившись от этой материнской сущности, Украина обречена оставаться «осколком», частью без целого, государством-Големом.

Вот почему происходящее несимметрично: с украинской стороны это война в том числе и за узко-этническое понимание нации, с русской – за культурно-историческое, основанное на нравственных и религиозных ценностях. Правда, на информационном фронте этой войны проявляют активность все украинские церкви. Но если мы внимательно посмотрим, то обнаружим, что украинские церкви, несмотря на предписанный им христианской традицией уранополитизм, заражены сегодня националистической идеологией, а многие члены этих церквей ничуть не уступают своим светским единомышленникам по части нацистских взглядов. Иными словами, на Украине происходит сужение религиозной темы до этнической. В России – напротив, расширение этнической темы до религиозной и социокультурной. Это одна из причин (хотя и не единственная) пресловутого «конфликта менталитетов». А конфликт менталитетов означает конфликт идеологий. Даже в нашу совсем не идеологичную, а информационную эпоху.

Война украинцев с русскими (пока что в лице Новороссии), конечно, имеет мощное идеологическое измерение. Жители Новороссии не принимают власть олигархии и среднего класса над народом, не хотят выполнять роль экономических агнцев, отданных на заклание МВФ. Но они не принимают также и насильственную украинизацию русских, к которой сводится политика Киева на протяжении 23 лет. Просто сегодня мы вошли в «горячую» фазу украинизации.

И тут возникает другой вопрос: а как связано одно с другим? Конфликт идеологий – это всё-таки конфликт экономических интересов или национальных чувств? Ведь между одним и другим фактором, на первый взгляд, огромная дистанция. На самом деле эта дистанция исчезающе мала, связь здесь самая прямая, и она не предполагает никакой мистики.