До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает…

После ноября на одном из заседаний Политбюро, где присутствовал и Рыжков, он подошел ко мне, и я сказал ему: «Николай Иванович, надо переходить в оппозицию и, как ни обидно, надо самому уходить». Рыжков ответил как-то неопределенно. У меня разговоров напрямую с ним почти не было. Он со мной общался через Л. И. Абалкина, с которым мы часто встречались то у него, то у меня в горкоме партии — согласовывали различные документы политического характера.

Рыжков, видимо, по своей натуре не лидер…

Если говорить о Лукьянове Анатолии Ивановиче,бывшем председателе Верховного Совета СССР, то его потенциал, по моему мнению, не был до конца использован. Может быть, он слишком долго проработал в аппарате Верховного Совета СССР и ЦК КПСС. Самостоятельная работа ему представилась, когда он стал председателем Верховного Совета СССР. Очень эрудированный, очень умный человек, блестяще разбирающийся в политике, чувствующий политику. Хорошо разбирается в людях. Но он не успел. Время прошло. Сейчас ему остается роль «серого кардинала» при руководстве КПРФ. Но мне кажется, что с ним советуются все меньше и меньше. Он уже становится символом советской власти, в какой- то мере символом КПСС. Он поздно начал. Первое его выступление против Горбачева прозвучало на июльском пленуме ЦК партии в 1991 году. А так он все больше отмалчивался, хотя знаю, что самому Горбачеву он свою точку зрения высказывал.

…В основном это были умные, с большим жизненным опытом люди, но в ряде случаев с диаметрально противоположными взглядами и целями. Единой команды не было, что тоже сыграло столь трагическую роль в истории партии и страны.

Боже, милостив буди мне

Вопрос собственной религиозности настолько личный, я бы сказал интимный, что обсуждать его, тем более на страницах книги, считаю неуместным.

…Бабушка моя со стороны отца была глубоко верующей. Я до сих пор удивляюсь, как она в обстановке всеобщего атеизма могла так отважно нести свою веру, не скрывая, а, напротив, утверждая ее. Я очень уважал и любил ее и, конечно, терпимо относился к ее религиозным проявлениям. Такое же отношение и к церкви у меня осталось на всю жизнь.

В нашей семье единственным религиозным праздником, который отмечался, была Пасха. Для детей это был большой праздник. Отец все делал заранее: сеял овес, мастерил из фанеры форму для пасхи. К празднику готовили из творога пасху, красили яйца и клали их в зазеленевший овес. Пекли куличи. Традицию соблюдали чисто внешне: в храм святить не ходили.

Отец часто вспоминал, как раньше, в Туле, в семье праздновали Пасху. Но в церкви практически не бывал. Раза два ходил в Елоховский собор на Пасху «поглазеть со стороны», как он сам говорил. А мама вообще была атеисткой и лишь из уважения к семье отца принимала участие в приготовлениях к Пасхе.

Когда умирал кто-либо из близких, его отпевали в церкви. Я стоял тогда у дверей храма и никогда туда не заходил — не из-за внутреннего сопротивления, а потому, что вступал в комсомол по убеждению. В Уставе было записано, что надо бороться с религиозными предрассудками. Бороться я не боролся, но в религиозных обрядах не участвовал.

Сына моего крестили, но я узнал об этом, когда он уже пошел в школу. Это сделали бабушка и жена потихоньку от меня, когда сыну было года два или полтора и его впервые вывезли в деревню.

С возрастом я стал диалектически подходить к марксизму, а к некоторым положениям относился критически, поскольку имел возможность читать разного рода политическую литературу. У меня стало появляться определенное сомнение: нужно ли было так резко поступать с религией, как сделали у нас в стране. Тем более, если принять во внимание, что чисто коммунистические постулаты — десять заповедей коммуниста — совпадают с десятью заповедями практически полностью.

В 1964 году я был в Финляндии, и там проходила дискуссия на разные темы, в том числе и по вопросам религии. Задали вопрос: «Как вы можете жить без религии?» Я ответил: «Без веры человек жить не может. Вы верите в Бога, в загробную жизнь. Я верю в коммунизм. Для меня это своего рода религия. Это моя вера. Поэтому считать, что я человек неверующий, будет неправильно». И я нашел понимание окружающих.

Самая страшная борьба с церковью началась в 20-е годы, еще при Ленине. Это он был ее инициатором. Я думаю, он понимал, что у людей должна быть одна вера. Две религии в одной душе существовать не могут. Поэтому либо то, либо другое.

Но «либо другое» насаждалось жестко, путем репрессий против священнослужителей, закрытием, а зачастую и разрушением церквей. Это уже не пропаганда, а самая настоящая силовая борьба со стороны государства. Тогда, в 20-е годы, уничтожались иерархи церкви, а в 30-е принялись за рядовых служителей религии. Пик репрессий пришелся на 37-й год…