Читаем До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает... полностью

В итоге силы, которые выступали с антисоветских, антикоммунистических позиций, открыто вели активную пропаганду и агитацию, а партийным органам вести агитацию за своих кандидатов было практически запрещено. Я сказал тогда Зайкову: «Если такая формулировка появится в «Правде», я выступлю на страницах московской печати с отповедью, потому что это не соответствует действительности и дискредитирует партию».

С моего согласия эти соображения также были переданы Михаилу Сергеевичу. Видимо, поэтому та резкая формулировка и не появилась. Все было сказано в более мягких тонах, что мы-де «понесли поражение, потому что мало поработали с народом».

И вот наступает 22 апреля — день рождения Владимира Ильича Ленина. Выход президиума торжественного собрания проходил так: первую часть президиума — членов Политбюро ЦК, как всегда, вводил Генеральный секретарь ЦК партии; одновременно двигалась остальная часть президиума: министры, маршалы, представители трудящихся. Эту вторую часть всегда выводил второй секретарь МГК партии.

И получилось так, что Горбачев выводит свою часть, а я — свою, и мы встречаемся с ним перед дверьми, ведущими на сцену Дворца съездов. Он ко мне подходит и говорит: «Здорово, Прокофьев. Ну что, испугался выборов? Подумаешь, там кого-то не избрали, и ты уже в панику ударился!»

Я думаю, эти два момента, о которых я разговаривал с Зайковым, насторожили Горбачева, и он не захотел, чтобы меня избирали первым секретарем горкома. Если, будучи вторым секретарем, которому вообще по тем временам не положено было голос подавать, я возражаю, то чего можно ждать от меня в будущем?..

Итак, в декабре 1989 года меня избрали первым секретарем Московского комитета партии, и я переместился в кабинет, где до этого сидели Гришин, Ельцин, Зайков. На стене висели два портрета (кабинет был такой, что только на одной стене можно было повесить два портрета) — портрет Ленина и рядом портрет Горбачева.

Незадолго перед майскими праздниками я попросил управляющего делами восстановить так, как было при Гришине: оставить лишь портрет Ленина. Портрет Горбачева сняли.

Это не прошло бесследно. Проходило какое-то совещание в ЦК. На заседание Политбюро пригласили и меня как секретаря Московского горкома. В перерыве пили чай, и тут Горбачев говорит: «Я вижу, ты осваиваешься вроде во всех делах, поддержка есть, мы смотрим. Но смотри, не зарывайся»...

...Горбачев, я думаю, человек достаточно эрудированный, но знания его были поверхностными. В экономике, как я уже говорил, Михаил Сергеевич плохо разбирался.

Ну, скажем, такой пример. В начале 1991 года он вдруг заявляет: «Юрий, ты знаешь, вот все говорят: рынок, рынок, разгосударствление предприятий. Ведь, оказывается, во Франции, в Финляндии большинство предприятий являются государственными!»

Я говорю: «Михаил Сергеевич, а вы что, не знали?» И называю: во Франции 30% государственных предприятий. Крупнейшее предприятие «Рено» — государственное. Есть даже такая поговорка: «Как живет «Рено», так живет и Франция».

Привел еще сведения: в Финляндии — 35%, в Австрии — 40% государственных предприятий. И земля в большей части европейских государств не является частной собственностью. Назвал ему даа- ные по Голландии, Израилю.

У меня сложилось впечатление, что Горбачев не просто подыгрывал мне, хотя подобное у него бывало довольно часто. Он искренне удивился новому для себя знанию. Он этого просто не знал...

...Я работал в горкоме партии при трех первых секретарях Московского горкома КПСС — Гришине, Ельцине и Зайкове. О Зайкове я рассказал выше.

Виктор Васильевич Гришин пришел первым секретарем Московского горкома партии в 1967 году, а я в марте 1968 года. Он — первым секретарем, я — инструктором горкома партии.

История все расставит на свои места. Очень многое из того, что делалось после ухода Гришина, запланировано при нем. И реконструкция московской кольцевой дороги, и реконструкция центра города. Практически тогда приступили к работам на Сретенке, но все провалилось из-за перемены ситуации в стране.

При нем было запланировано и строительство Северной ТЭЦ. Как бы ни боролись против нее, все равно она нужна, чтобы обеспечить теплом огромную часть города.

С чего начал Гришин? Наверное, с того, что ему было ближе по ВЦСПС — с создания плодоовощных баз в Москве и зон отдыха. Он на это мобилизовал весь аппарат.

Виктор Васильевич был очень жесткий, требовательный. Может быть, даже чрезмерно жесток и требователен по отношению к людям. Работал много: где- то с восьми утра до десяти вечера. Так что Ельцин тут не показатель. Причем Гришин работал в напряженном темпе значительно больше по времени и значительно результативнее.

Он никогда не работал на публику. Всячески пытался принизить свою роль в публикациях о нем, описаниях каких-то достижений. Я думаю, поэтому он и работал в Политбюро более 20 лет. Никогда не выдвигался на передний план, всегда старался быть в тени. Мудрый был человек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Итоги советской эпохи

До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает...
До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает...

Жизнь не только одного последнего первого секретаря Московского горкома коммунистической партии разделилась словно бы на две половины - до и после запрета КПСС. Для миллионов коммунистов и беспартийных разрушение советского строя с его уверенностью в завтрашнем дне, социальной защищенностью, взаимовыручкой, равенством стало личной трагедией. Тяжело пришлось всем: и тем, кто входил в так называемую номенклатуру, но не побежал, задрав штаны, за Горбачевым и Ельциным, и тем, кто никогда не пользовался никакими привилегиями. В воспоминаниях Ю. А. Прокофьева не только описывается наша советская Родина такой, какой мы ее любили и любим, но и впервые приводятся многие не - известные подробности о ликвидации СССР и КПСС руками самой партийной верхушки.

Юрий Анатольевич Прокофьев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное