– Не брошу, Том, не бойся. – Девушка чмокнула его в лоб, прослушав первую половину речи. Всё, что хотела, она уже услышала. – Спрячьтесь и будьте паиньками! – напоследок потрепав Оли по макушке, Софи резко развернулась и помчалась прочь.
– Спаси моего отца! – на прощание крикнул Томас. Его щёки зарделись ярче пламени, и единственное, что ему удалось из себя выдавить, это робкое "будь осторожна".
Ком в горле давил с неистовой мощью, вместе с дымом в лёгких затрудняя дыхание. Но она бежала, стараясь оставаться невидимой за кустистой оградой, ожидающей своей незавидной участи в пасти огня, не дающем пощады.
Люди пытались увернуться от рукотворной стихии, но воркующая над ними неприглядная публика не давала сделать и шагу. Дети пищали, потеряв своих матерей и хватаясь за юбки первых попавшихся женщин, что отмахивались горящими дубинами от цепких лап убийц, которые так желали их плоти. И лишь когда нескольких из них схватили твари, начали раздаваться выстрелы, прикрывающие горе потери каждого, кому не повезло оказаться в центре побоища. Один упал, за ним второй, но меньше Безумных не становилось, отнюдь, они лишь больше выползали из никому неизвестных щелей, словно крысы из недр заполонив площадь, даже не пытаясь обращать внимание на раны и потери, ведь когда перед глазами маячит столь желанная цель, неведомый инстинкт берёт верх, толкая опустевшие головы на преступление, заслуживающее высшей кары.
Если Бог есть, то почему он позволяет их зубам впиваться в ещё живые ребячьи тела?
Софи вопрошала и молилась, но ответа так и не последовало. Сколько не просили его о спасении, Господь не сохранил ни души, отдавая их на веление рока, избавления от которого каждому пришлось выслуживать самостоятельно, либо идя на пролом, либо помогая другим не идти на попятную. Софи старательно пыталась разобрать хоть слово, и лишь визг одичалого сборища перекрывал имя, что повторял каждый второй. "Джерри, Джерри!" – скандировала толпа, ища в его внушительном возгласе поддержку. И она её получала, вместе со стволом в свободную руку. Для всех война стала единой, определяющей, кто выживет, а кто сгинет в лапах тех, кто потерял себя ещё давно. Для Софи это был бой за жизнь, намного более важную её самой. И к этой жизни она спешила стремительней, чем к былой смерти, что так долго душила её своими тонкими закостенелыми пальцами. Софи больше не волновала смерть, она прямо смотрела в её пустые глазницы и насквозь видела страх, что та испытывает перед ней. Их момент ещё не настал, и они обе прекрасно это понимали.
На её пути так ничего и не встало. Казалось, сама судьба разрешила ей дорогу до храма, жизнь в котором сохранилась лишь в сердце битвы. Но ни крики, ни слёзы трепыхающихся на последних волнах настоящего людей ей были больше не слышны. Добежав до белых стен, в одном из окон она заметила движение, перекрываемое одичалыми бликами. Кто-то открыл ставни и выронил нечто из рук. Это Деми выглянул в просвет витражей, что пылью ссыпались на лицо застывшей на месте Софи. Металлический звон заставил обоих затаить сбившееся дыхание.
Глава 30.
– Софи? – почти не слышно в общем гаме воскликнул Деми, отказываясь верить глазам. Его искалеченное лицо тут же просияло былой надеждой, и ничто не могло отделить его от неё. Спешно высовываясь из окна, он готовился спрыгнуть.
– Стой! – девушка вскинула руки в надежде его остановить. – Подожди, тут есть лестница! – прокричала она, всё больше краснея от подступающего жара. Стоило ей лишь увидеть его, как всё вдруг стало неважным, и сердце забилось в такт пляшущим по стенам огонькам. Казалось, до этого оно устало томилось в тёмном углу, ожидая своего звёздного часа, и лишь сила воли осталась разгонять кровь к онемевшим ногам, что уже не держали.
– Какая к чёрту лестница, когда здесь ты?! – Деми глубоко дышал, пытаясь успокоиться, но от того лишь больше дыма загонял в лёгкие.
– Не двигайся, я быстро! – девушка бегло осмотрелась и заметила пару ступеней, скромно выглядывающих из тени. Метнувшись к ним, Софи уже через секунду волоком тащила увесистую железную конструкцию.
Остановленный доводами рассудка, юноша всё же дождался подругу, что по совести пыталась оградить его от новых увечий. Он не мог оторвать от неё взгляд, страшась того, что стоит ему отвлечься на миг, как она тут же исчезнет, и лишь бегущий по балкам огонь заставлял его волноваться.
Южная сторона пылала, заставляя церковь кряхтеть в предсмертной агонии под звонкий скрип древесины, что смеялась над несчастными смельчаками, бросающимися в огонь за детьми. Люди продолжали выть от боли, уподобляясь Безумным, но одно переменилось – лай больных больше не смел брать верх, ведь праведный клич одного безапелляционно объединил остальных смертных, толкая их на путь спасения. И на этот раз этим высшим голосом был не Бог, а некто иной, кто всего себя посвятил человечности. Отец Тома вновь решал судьбы, что положились на его крепкие плечи, так и не дождавшись слов того, кому они так упорно молились.