Когда цель выводит девушку, находящуюся под действием наркотиков, на прохладный ночной воздух, я держусь позади, убедившись, что камера, установленная на верхней полке бара, запечатлела бейсболку Брэда на пути к выходу.
План сложился сам собой. Брэд признался агенту Хейсу во время первой встречи, что Мейсон поделился с ним своими опасениями.
Потом Мейсон пропал.
Теперь я практически вручаю агенту Хейсу главного подозреваемого с уликами на серебряном блюдечке.
Хотя мне хотелось бы утверждать, что всё это ради Купола Грома, дикий жар, обжигающий мою кровь, говорит об обратном. Я слишком долго отказывал себе в этом, желание нарастает. И удовлетворение от убийства лишь отчасти заставляет моё сердце барабанить в груди.
Как и я, цель слишком нетерпелива, и его импульсивная натура заманивает жертву в переулок в нескольких кварталах от бара.
Я прячусь за углом и готовлю шприц. Когда я слышу характерный звук опускающейся молнии, я нападаю.
Обхватив его за плечи, я оттаскиваю его от одурманенной девушки и ввожу иглу в шею. Нажимаю на поршень, прежде чем он успевает начать сопротивляться. Когда он обвисает у меня на груди, я кладу его на асфальт, затем быстро проверяю жизненные показатели девушки и вывожу её из переулка.
С её телефона я отправляю сообщение SOS на её последние контакты, но в итоге оставляю её на произвол судьбы. Я итак играю в рискованную игру, охотясь с федералом поблизости. Я не могу рисковать чувством самосохранения, чтобы убедиться, что одна девушка в безопасности.
— Если меня схватят федералы, — говорю я, таща жертву Кири за лодыжку в конец переулка, — я могу с тем же успехом умереть в блеске славы.
Я хихикаю, испытывая редкую эйфорию. Или, может быть, она просто полностью свела меня с ума. Меня сбивает с толку девушка с маково-голубыми глазами и игривой улыбкой.
Я закрываю багажник своей машины с приятным
Методы удаления плоти могут быть различными. Такой известный среди моих коллег метод, как экскарнация, удаление мягких тканей и органов из скелета, не затрагивая и не повреждая кости, — это тонкий процесс, требующий времени и терпения.
И много отбеливателя.
Этим процессом я горжусь и получаю огромное удовольствие. Во время удаления плоти объект обычно мертв… но это необязательно.
Возможно, у меня нет времени, чтобы быть таким тщательным и деликатным, как это требуется для сохранения костей, но притутствует определенная благодарность за более архаичный метод.
Я смотрю на обнаженную жертву на стальном столе, пока провожу лезвием своего разделочного ножа по точильному камню. Он служит определенной цели. Однако это не значит, что я не могу получать удовольствие от своей работы.
Трубка подает почти пустое содержимое Бананового Пакета20 ему в вену через капельницу. Минеральный и физиологический растворы помогут ему гораздо быстрее избавиться от наркоза.
Чтобы проверить остроту лезвия, я откладываю камень в сторону и прикладываю руку в перчатке к его голени, прямо под коленной чашечкой. Его кожа прохладная на ощупь — в моей личной холодильной камере дома температура на пять градусов ниже, чем в камере в университете.
Расположив лезвие под углом шестьдесят градусов, я вонзаюсь в его плоть, делая чистый разрез.
Кровь собирается вокруг пореза и стекает ярко-красными струйками на стальную поверхность. Мой пульс, который почти никогда не повышается, подскакивает, когда адреналин заливает мои надпочечники.
Чувствую, что момент упущен, когда он начинает приходить в себя. Задыхаясь, жертва Кири несколько раз моргает, приходя в сознание и пытаясь сфокусировать зрение. Он тут же пытается пошевелить рукой, медленно осознавая, что он пристегнут.
Затем его взгляд останавливается на мне.
— В твоём организме ещё достаточно много наркоза, — говорю я ему. Вытираю кровь с лезвия чистой салфеткой. — Ты оценишь это, через мгновеине.
Когда я протягиваю руку под плиту за гарротой21, он заикается, задавая обычные избитые вопросы:
— Отлично, — говорю я, протягивая над ним проволоку. — Мне нравится закончивать на сильной ноте.
Пока он продолжает сыпать угрозами, я хватаюсь за деревянные ручки и опускаю гарроту, упираясь проволокой ниже выемки его кадыка на гортани.
Сопротивляясь, он качает головой взад-вперед, а я остаюсь на месте, чтобы насладиться моментом. Кайф, предвкушение. Самое близкое к блаженству — пробираться прямо сквозь слой тефлона, который укрывает меня от этих неуловимых ощущений.
Мой взгляд останавливается на вазе с цветами в другом конце стальной комнаты. Гималайские голубые маки застыли во времени, цвет лепестков сохранил точный красивый оттенок её глаз.