До нескорого, она же (СИ)

Взглянула отцу в глаза — серо-зеленые, почти полная копия моих. Глаза молчали. Тонкие губы оставались неподвижными. Но уже через две секунды (я правда считала) отец спросил:

— Что ты думаешь по этому поводу? Ты же у нас любишь участвовать в магических расследованиях.

— А какое заклинание использовала тетя? — ускользнула от ответа я.

— Искру.

— Всего лишь искру?

Искра — это как мой любимый фонарик на ладони, но не совсем он. Если душу, использованную для фонарика, можно вернуть обратно, то искра отсоединяется и становится невозвратимой.

Для искры, что сможет неотрывно светить несколько лет, достаточно мельчайшего клочка души, ведь души сияют ярче любых звезд. И душой одного человека — или мага, в данном случае, можно осыпать все беззвездное небо так, чтобы никто даже предположить не мог, что звезд на нем когда-то не было.

Поэтому я и удивилась.

Всего лишь искра.

— Что ты хочешь ещё? Вызов демона? — отец поднял голову, будто хотел смотреть на все угодно, кроме собственной глупой дочери. — Искра и без того захватила достаточную часть ее души, которой, как ты можешь понять, осталось совсем мало. И даже один поступок, на который ты, не жалея, отдаешь свою душу, способен полностью опустошить Наташину.

Я кивнула.

Стало страшно. Лишь на мгновение. Я зажмурилась, чтобы потом ясно посмотреть на отца:

— Искать. Надо искать.

— Найти не проблема. Тем более, в том случае, если Наташа не заручится помощью кого-то более сильного. Предупредить… Память вернулась, а с ней вернулись знания о том, к чему приводит опустошение души. Проблема в другом.

И отец замолчал.

Разве я могла вытерпеть?

— В чем?

— Примет ли Наташа нас, — ответил отец холодным тоном.

— А может не принять? — легкомысленного удивилась я.

— Десять лет твоя тетя жила, лишенная дела всей своей жизни. И даже понятия не имела, что оно было, — отозвался отец, вставая из-за стола. — Если бы я сделал подобное над тобой, ты бы приняла меня после такого?

Я поежилась:

— Звучит как угроза.

И на ум, как назло, сразу пришла матушка. А ее — после такого?.. Я тут же постаралась выгнать мысли о матери из головы, и не знаю, получилось ли бы это, если бы не окружающие.

— Итак, Павел! — провозгласил отец как-то совсем по-другому, не так, как говорил со мной сейчас. Я вздрогнула — таким чужим показался этот голос. И родным в то же время. О да, когда-то и Яне было шесть лет. И когда-то ей говорили про «итак». — Ты готов отправиться в путешествие?

— К хомяку-у-у! — воскликнул Пашка, вскакивая с кровати — книжка тут же оказалась в стороне. — Всегда готов, капитан!

— Плохо верится, юнга, — съехидничал отец. — Ты снарядил свой чемодан? На далеком острове, куда мы отправимся, нет одежды для юнг.

Пашка подхватил рюкзак, стоящий возле кровати, и радостно его продемонстрировал:

— Здесь все, что мне нужно, капитан!

— Отлично приготовился. Но перед тем, как сгрузить твои вещи на наш корабль, ответить: сколько звезд ты насчитал на той картинке?

И, благодаря такому закономерному вопросы, в этом странном мужчине я отца и признала.

Не выдержав, рассмеялась. Наверное, это было нервное. Очень уж насыщенным вышел денек, при том что в то время только наступал полдень. Пашка рассмеялся вместе со мной. Но количество насчитанных звезд все же назвал — ну а попробуй не ответить на вопрос моего отца! Отец поверил ему на слово и проверять не стал. Пашка взгромоздил рюкзак на спину, и вот счастливые племянник и дядя даже как будто куда-то ушли, как меня осенило:

— А мои вещи?

Отец обернулся, взглянул на меня и ответил равнодушно:

— Собирайся, Яна. Давно пора было.

— Мы будем ждать тебя! — добавил Пашка. — Но все равно пошевелись, этот… кок.

Я возмущенно посмотрела на него. Пашка добавил невинно:

— Ну ведь кто ещё будет готовить нам и хомяку еду?

— О да, — только и сказала я. — Точно. — И пробормотала себе под нос: — Вы, юнга, какую кашу больше любите: рисовую или геркулесовую? А вот придется полюбить.

И пошла собираться — что ещё оставалось? Скидала свободно лежащие вещи в спортивную сумку к другим вещам. Туда же попыталась запихать сумку парадно-выходную, с которой когда-то приезжала к тете. Но не получилось, как ни старалась. Поэтому вышла я в коридор, обвешанная сумками.

В прихожей никого не было. А я не так уж долго собиралась, между прочим! Минут десять. Или пятнадцать. Или… Положила сумки на пуфик, обулась и вышла на улицу.

Отец с Пашкой крутились около машины, ведя о чем-то серьезные беседы.

— А дом кто будет закрывать? — поинтересовалась я, выглядывая из-за калитки.

— Ключи лежат в прихожей, — ответил отец. — Замкни сама и приди к нам.

— Прояви свою сообразительность, кок! — не постеснялся заметить Пашка. Я грозно посмотрела на него, повторяя себе: «Только без молний в глазах». Душа — она такая… Может и в глазах отразиться. — Наш корабль вот-вот отчалит.

— Пожалуйста, — не вытерпела я. — Уезжайте. А я останусь на необитаемом острове и буду варить кашу сама себе. И плакать.

Кажется, Пашка все же смутился:

— Почему же плакать?

— Тосковать, — ответила честно. — Из-за одиночества. Ждите, в общем, тут.