До нескорого, она же (СИ)

Быть может, Яр даже разглядел на моем лице слои тонального крема, за которым я прятала свою бледность и никчемность.

— Яна, — кивнул он. — Что ты тут делаешь?

Я перевела взгляд на большие настенные часы. Без пятнадцати три. До прибытия моего поезда остается семь минут.

— Жду, — отозвалась я. — Ещё семь минут, и прибудет мой поезд.

— Мне больше, — отозвался Ярослав.

Я кивнула.

Ледяная королева, выросшая из сломленной принцессы.

Я пообещала себе, что стану такой же безразличной, как мое окружение. Но я не учла света, исходящего от Яра. И сейчас мне больше всего хотелось шагнуть к нему навстречу, чтобы свести расстояние между нами к минимуму.

Я держалась.

Я не ответила ни на одно сообщение (кроме двух, последних) и проигнорировала звонки. Я в квартире появлялась лишь затем, чтобы покормить Хомячидзе, безнадежно по мне тоскующего. Я собой гордилась. Пока не увидела Яра, тащащего на себе чемодан и две сумки и не замечающего меня, в тот момент скрытую в тени.

— Я сразу должен был все тебе сказать, — произнес Ярослав, не дождавшись моих слов. — Когда мы только встретились, в сентябре.

— Вовсе нет, — я пожала плечами. — Я…

— Если ты только попросишь, я останусь, — заметил Ярослав твердо. — Прости, что прервал.

Он насилу выцепил мой взгляд, и я вздрогнула. Дала слабину. И так близко подошла к тому, чтобы проиграть.

Нет, нет, нет.

Не нужно.

Пожалуйста.

Я смотрела в глаза Яра и понимала, что, скорее всего, никогда больше их не увижу. Эти глаза, сейчас серые, а когда-то голубые. Проницательные, уберегающие тайну глаза. Эти брови. Эти волосы — отливающие золотом волны. Эти губы.

— Я не попрошу, — ответила наконец. — Я знаю.

И не стала ничего уточнять.

Я много чего знала…

Не вытерпела.

Потянулась к его лицу и коснулась щеки кончиками холодных пальцев. Ярослав оказался сдержаннее — его растерянность отразилась лишь только в глазах, но не в движениях.

Он успел не отпустить меня.

Накрыл мою ладонь своей, да так я и стояла, прижимаясь ладонью к его щеке.

Стояла — и даже не пыталась скрыть волнение.

— Ты многое знаешь, Яна, — произнес он спустя вечность, прикрыв глаза. — Многое, но не все.

— Возможно, — согласилась я.

Он вновь посмотрел на меня и коснулся моей ладони, обхватил ее своими пальцами. Я бы подумала, что он в который раз пытается воспользоваться магией, чтобы как-то на меня повлиять… но нет, на мне висело слишком много охранных амулетов, и к созданию некоторых из них я сама приложила душу.

Это были долгие полторы недели.

И я многое успела. Многое, но не замерзнуть окончательно.

— Прости меня, — попросил он вдруг, — за то, что я поступаю с тобой так подло, а сам жду доброты в ответ.

— Ты ничего мне не обещал. Лишь только, может… Но эта проблема решена, окончательно и бесповоротно — да ты и сам знаешь. Так что теперь мучиться?

Я улыбалась.

А внутри что-то кричало.

Яр смотрел на меня, не пытаясь даже скрыть боль.

— Как ты относишься к слову «навсегда»? — уточнила я, и Яр понял намек. Покачал головой.

— Только если оно используется в сочетании: «Навсегда рядом с тобой». — И произнес твердо: — Я ещё вернусь. Обязательно.

— Можешь задержаться — чтобы к твоему возвращению я забыла о тебе окончательно.

Пальцы Ярослава ослабли.

Боль, огонь.

Сама горишь — так поджигай других!..

— Почему так?..

— Потому что так правильно. Верно. Пусть и…

Мои слова заглушил прозвучавший из динамиков женский голос, объявивший о прибытии моего поезда. Я без усилий освободила ладонь и направилась в нужную мне сторону, к одному из спусков, не оборачиваясь. Я теперь всегда знала, куда идти.

Все равно не хватило бы сил что-либо сказать. Я и без того находилась на пределе. Даже одно-единственное точно сказанное слово могло скинуть меня с обрыва, прямо в бездну, кипящую воду, и я бы запросто задохнулась.

Я стояла на перроне, сжимая в руках билет и дожидаясь, пока проводница впустит меня внутрь поезда.

А с неба стеной лил дождь, и листья на деревьях были яркие, как чьи-то сердца. Я не взяла зонт, и с волос стекала вода, и я молилась про себя, чтобы он не смыл с них не самую дорогую краску, чтобы он не вернул мне огонь.

Я должна быть льдом, как мой отец.

Я должна…

Потому что так правильно. И верно.

Пусть и слишком мучительно, Яр.

***

Я не смогла уехать навсегда.

И не потому, что мне не хватило решительности. Я, кажется, вообще забыла о том, что когда-то была робкой и трусливой.

Но потому, что я чувствовала ответственность перед теми, кто так же, как я, любил, и страдал, быть может, даже больше.

Их тоже оставляли не единожды.

Сначала младшая дочь, мечтавшая когда-то вернуться победительницей, но так и не дожившая до этого момента.

Потом старшая, предавшая свою тьму. А вместе с ней — и внучка, одиннадцатилетняя Яна, одним безоблачным летом обнаружившая то, что она теперь одна.

Это была я.

А в маленькой деревеньке, до которой мне пришлось сначала три часа ехать на поезде, а потом около часа трястись в автобусе, жили мои бабушка и дедушка, ведьма и колдун, решившие конец жизни посвятить семье… и ее же потерявшие.

Шесть лет!..

Именно столько мы не виделись.