До нескорого, она же (СИ)

Она вцепилась в мою руку, и я почувствовала попытку магического воздействия. Вот только ничего не произошло. Лишь зажгло правое запястье, и я наконец-то вспомнила о браслете, что охранял меня все это время.

Может, поэтому я и не уснула со всеми?

Может, поэтому я до сих пор жива?

Он стремглав вылетел из особняка.

Алексей Заболоцкий, мой враг, мой спаситель.

Предавший меня и мной преданный.

Отец.

Он покинул особняк и, обнаружив, что я все ещё здесь, замедлился; походка его стала неторопливой, ярость пылала лишь только в глазах, в его глазах — и моих в то же время.

Янтарь или лед.

Кто я такая?

И за что именно я?..

— У тебя есть шанс уйти одной.

Я слышала шум здания, недоуменный, потерянный шум, но наружу до сих пор никто не вышел, и я даже начала подозревать, что отец этому поспособствовал. Хотя у него не хватило бы глупости подставить самого себя и уйти от помощи. Только у меня хватило.

Зато он произнес эти слова.

Не мне — меня отец не отпустит.

Алина, продолжая держаться за мою руку, рассмеялась, и это был злой, каркающий смех.

— И что Лена в тебе нашла? — спросила она. — Ты не так красив и не слишком родовит, но почему она выбрала тебя?

Лицо отца оставалось невозмутимым, а ноги уверенно шли в нашу сторону.

Зато я мгновенно вспыхнула. Лена. Ну конечно. Матушка.

— Хотя когда-то, — продолжала Янтарная, как ни в чем не бывало, — я ей завидовала. Потому что сначала ты познакомился со мной, Леша, — но достался ей! А потом я упустила ещё одного. И все, все проходили мимо, плыли вниз по течению, как бумажные корабли — знаешь? А я оставалась одна.

— Ты уходишь? — повторил вопрос отец, как будто не услышал ни единого слова Алины.

— Я остаюсь. Не хочу кончить в одиночестве, — она хмыкнула.

— Ты сама выбрала свой путь, — произнес отец, и это прозвучало, точно приговор. — Мы хотели быть милосерднее… — он бросил взгляд на тело упавшего Кирилла. — Но от милосердия ты отказалась.

Тетя вновь принялась смеяться, и с каждой секундой смех ее бледнел, как бледнело совсем недавно лицо Алининого ученика.

— Зачем ты это делаешь?

Слова наконец слетели с моих губ.

И я стала участником этой ужасной сцены, перестав притворяться наблюдателем.

— Я к этому абсолютно непричастен, — мне показалось, что отец даже пожал плечами. — Она погубила себя сама.

Я хотела заявить, что это у нас семейное, но не смогла.

— Прости, — прошептала Янтарная, последний раз взглянув на меня. — Прости, прости…

Смех Алины заменился слезами, она отпустила мою руку — мне показалось, что вместе с теплом ее ладони ушла моя душа — и стала отходить, медленно шагать назад.

А потом упала.

Как Кирилл.

Повторив подвиг своего ученика.

— Когда души не остается, тело умирает, — вынес вердикт отец. — Только что она истратила свою полностью.

— Она умерла? — спросила я, только сейчас начиная осознавать безнадежность происходящего.

— Она умерла.

Она умерла.

Умер Кирилл.

И я. Я тоже умру.

Может, даже сейчас.

Я упала на колени, в последнюю очередь переживая о чистоте одежды и о возможной простуде. Упала в центре, между Алиной и Кириллом, и уткнулась лбом в землю.

Алина умерла.

Кирилл умер.

Как так — умереть? Жить себе, припеваючи, чтобы потом, в один день, кто-то выключил твою душу, и ты стал погасшей звездой? Кто бы там что ни говорил про перерождение, его не существует. Нам всегда дается один шанс, лишь один, а ошибка… Я знаю, чего она может стоить.

Янтарная мертва.

Кирилл мертв.

Янтарная мертва.

Кирилл мертв.

Если бы можно было что-то исправить…

Если бы можно было бы что-то предотвратить. Отключить мою душу до того, как Алина обо мне вспомнит и решит выйти из тени. Тогда бы она до сих пор жила. И жил бы Кирилл, не зная о моем существовании, предатель, преданный.

Любовь моя, моя ненависть.

Почему я?

Почему я опять во всем виновата?

Почему зло я, а не кто-либо еще? Вокруг так много чудесных кандидатов, но именно я всех погубила и именно я никого не спасла. Именно я стала точкой преткновения, остроугольным камнем, причиной. Но я все ещё здесь, а они?..

Они погасли.

А я горю.

Я сгораю.

Если бы можно было тоже отключиться, если я бы умела, если бы решилась…

Вокруг сновали люди.

Если бы кто-то из них осмелился отключить меня, если бы отец… Нет, отец не позволит, он вложил в меня слишком многое и не намерен терять это так просто.

— Яна, Яна, вставай!

Меня потрясли за плечи, и я подняла голову, недоуменно озираясь вокруг. Кто я? Где я? За что я? Передо мной сидела моя тетя, другая тетя, не важно, первая или вторая, если известно, что чужая.

— Вставай, — проговорила она ласково, но я разглядела в этой ласке фальшь. — Все хорошо. Все наладится.

— Ты почти умерла, — заметила я, — тогда, давно. Ты должна помнить, каково это было. А они — застыли так навечно, понимаешь?

Тетя кивнула и посмотрела на меня полными сожаления глазами.

— Мы все равно уже не сможем ничего исправить.

— Да, — согласилась я, — да. Но мы могли просто ничего не портить, когда это ещё было возможно. А ты знаешь, тетя, что ее…

Я повернула голову в сторону Алины.

Да так и замерла, не успев закончить предложение.