До нескорого, она же

– А ты не собираешь? – поинтересовался он, наконец-то отреагировав на мои слова.

– От поклонниц? – уточнила я невинно. – Мои поклонницы обычно обитают среди друзей друзей. Так что я не удивлена, что тут ты промахнулся. С кем не бывает.

Ярослав вздохнул.

Моя бестактность, судя по всему, очень его нервировала.

Но вот что интересно – разговаривая с ним, я чувствовала себя легко и непринужденно, как оторвавшийся от дерева листок. Я парила, поддаваясь воздушным потокам, и не переживала о том, что рано или поздно достигну сырой земли, где чей-нибудь ботинок сломает меня пополам.

Я была самой собой. Не племянницей, не дочерью, не соперницей, не возлюбленной. Собой.

Наглой девчонкой с безнадежными мечтами.

– Буквально десять минут назад Влад дал мне твой номер, – произнес наконец Ярослав. – Скрипя своей черной душой, но все-таки дал. И поэтому я тебе звоню.

– Потому, что Влад дал тебе мой номер? – уточнила я.

– Потому что мне нужно было знать, как ты, выбралась ли из той ловушки. Но теперь я понимаю, что выбралась.

– Да, – согласилась, – выбралась. Через пару часов после тебя. И добралась до дома. А ещё этой ночью кто-то вернул мне мои вещи… Те, что остались у Янтарной. Надо будет спросить у отца. Мне кажется, это он. А ты сам как? – встрепенулась я. – Влад говорит, что встретил тебя.

– Встретил, – Ярослав хмыкнул. – Я еле успел спастись.

– Влад добрый, – вступилась за него я.

– Все бы были такими добрыми… Кстати, в сообщении он намекнул, что ты спрашивала обо мне прежде. И именно поэтому он все же дал мне твой номер.

– Ну да, – не стала отрицать. – Спрашивала. Беспокоилась. Ведь ты, как самый умный, опять куда-то влип по моей вине. Как я могла не беспокоиться? Я и за Вику переживала.

– А, – пробормотал он. – Та ещё истеричка ваша Вика. И что с ней?

– Все нормально, – ответила я. – Но после возвращения я с ней не виделась. И не хочу.

– Я тебя понимаю.

Пару мгновений Ярослав молчал, потом предложил вдруг:

– Слушай, может, встретимся сегодня?

– Зачем? – уточнила я скептично.

– Повторить, – Яр фыркнул. Издевается!.. – Ладно. У меня есть некоторые догадки и вопросы… И обсуждать их по телефону – мне кажется, не самое гениальное решение. Вечером я буду свободен. И ты, мне кажется, тоже.

– Я никогда не буду свободна, – призналась я.

Но на прогулку все-таки согласилась, и ровно в шесть мы с Ярославом договорились встретиться на том самом месте, где столкнулись лбами перед шабашем. Яр говорил, что в моем районе знает только его, потому что сам живет на другом конце города. А к тому пешеходному привели его, понимаете, дела.

И я уже почти собралась отключиться, как всегда, не прощаясь, но в самом конце разговора белый ляпнул:

– Лучше оскорбляй меня, сколько душе угодно. Но не будь больше такой равнодушной.

И отключился. Гад такой.

До ужаса не люблю людей, что пудрят другим мозги: говорят загадками и оставляют их без пояснений. А ты ходи потом, страдай…

Ходи и страдай.

Я поднялась с кровати и пошла собираться. Школу никто не отменял, хотя отменить ее было бы справедливо. Но попробуй скажи это моему отцу! На смех поднимет. Перетрудилась доченька, ага. Бедняжка.

У него свои методы воспитания, и жалость к ним не относится.

– Ведь так, Хомячидзе, мой зайчик? – спросила я, садясь к клетке.

Хомячидзе выполз из пластмассового домика и посмотрел на меня глазками – черными жемчугами.

Ведь так.

***

Осень – это нечто большее, чем просто красное, желтое и черное.

Это ещё серая дымка, коралловый закат и темно-зеленая листва, которая никак не хочет увянуть; это тепло, которое не обжигает, а прощается, и осторожный холод, пока что не осмеливающийся коснуться души.

И это конец, но в то же время начало.

Вся моя жизнь – и начало, и конец.

Школьный день прошел насыщенно. Я не была в школе всего лишь два дня, но на уроках мне казалось, будто я прогуляла, по меньшей мере, месяц. Учительница истории напрочь завалила меня на зачете, а на физкультуре я сама завалила кросс, прибежав предпоследней. Биологичка очень возмущалась тем, что я пропустила консультацию. Классная руководительница, она же величайший математик всех времен и народов, весь день ходила за мной по пятам и требовала заявление от родителей до тех пор, пока я, спрятавшись в туалете, не сотворила ей это заявление и подписала вместо отца. За годы обучения я мастерски научилась изменять подчерк и подделывать подпись. И это я сейчас не намекаю на то, что часто прогуливаю. Судьба такая…

Вика, к слову, в школу не пришла.

И я даже догадываюсь, почему.

Так вот, я была даже рада, когда смогла оторваться от домашки, которая уже звенела в голове, и отправиться на встречу с Яром.

Правда, в этот раз я была в кроссовках, а не в туфлях, но вышла с запасом, и поэтому уже в семнадцать сорок шесть стояла возле пешеходного и смотрела вокруг.

Светофор подмигивал мне то красным, то зеленым.