— За последние три месяца в комсомол приняли одного человека, а почему? — Вадим посмотрел на пустой стул, на котором только что сидел секретарь. Митрохин по складам крикнул:
— Савушкин!
Этот возглас послужил как бы командой, весь зал загрохотал:
— Савушкин!
Дальше скрываться за кулисами было невозможно, и Савушкин снова занял место в президиуме.
— Черствый человек Савушкин, — продолжал Вадим, — самомнение бьет через край. Установил он над комсомольцами чиновничью опеку.
Увидя в руках Вадима папку со сценарием, Савушкин сердито зашипел:
— Это рабочие наброски, они не подлежат оглашению…
— На них нет надписи «секретно», — отозвался Вадим.
В зале прокатился гул одобрения и сразу затих. Всем не терпелось узнать, что за документы хранятся в папке. Две странички прочитал Вадим, а простоял на сцене долго. Хохотали без удержу. Особенно развеселило комсомольцев то место в сценарии, где председатель собрания должен был объявить: «Ход прений показал: комитет под руководством товарища Савушкина проделал большую работу».
Когда приступили к выдвижению кандидатов в новое бюро, Мишуткин предложил и Савушкина внести в список. Никто не дал ему отвода и никто не сказал доброго слова.
Счетная комиссия во главе с Оленькой ушла подсчитывать бюллетени. Ребятам показали новый документальный фильм «В освобожденных районах Китая»…
Гордая за оказанную ей честь, вышла Оленька на сцену. Раскрыла протокол и начала тихо читать. Не приходилось ей еще выступать на большом собрании. В детском доме был маленький коллектив — четыре воспитанницы-комсомолки и секретарь организации — учительница музыки. Волнение нарастало, у Оленьки пересохло во рту. Один глоток воды, и снова речь пойдет плавно, но она боялась прикоснуться к графину, засмеют ребята, будут изводить: «Одну страницу без воды не могла одолеть». Оленька читала:
Георгий Ростов: 169 — за, против — 3.
Раиса Воинова: 160 — за, против — 12.
Вадим Хабаров: 171 — за, против — 1.
Николай Савушкин: 4 — за, против — 168.
Савушкин съежился, словно от холода. Конечно, это обмолвка. Жукова должна была сказать: 168 — за, против — 4. Он даже знает тех, кто голосовал против, вот эти трое, ну и этот, в президиуме, как его… Ему не сиделось на месте, он не мог дождаться конца чтения протокола и прервал Оленьку.
— Прошу вести себя потише, мешаете слушать. Есть предложение — результативную часть протокола снова зачитать.
— Оленька, повтори. Все равно голосов не прибавите.
На следующий день еще не было семи часов утра, когда Савушкин пришел к директору. Предполагал застать его смущенным и был крайне удивлен, что Николай Федорович, просматривая составленное завучем расписание, напевал свою любимую «Каховку».
Вместо приветствия. Савушкин еще у двери крикнул:
— Какую свинью подложили!
Николай Федорович с трудом подавил желание немедленно выгнать его из кабинета.
— Забаллотировали! — кричал Савушкин. — Почему вы молчали? Надо было поправить.
— Зачем? Комсомольцы правильно отказали вам в доверии. Вы, Савушкин, не понимаете своих ошибок. Тайное голосование — это барометр доверия.
— Барометр… — усмехнулся Савушкин. — С этим барометром никогда в училище «ясно» не будет. Интересуюсь, кого вы поставите секретарем, кто в районе лучше меня знает комсомольскую работу?
— Секретарей, как мне известно, не ставят, а выбирают.
— Не придирайтесь к словам, — наступал Савушкин. — Где найдете замену?
— Уже нашли.
Савушкин оторопел. Еще была надежда: поищут секретаря месяца два-три и успокоятся, потом с поклоном придут к нему. И вдруг, оказывается, нашли! Он считал, что в училище нет подходящей фигуры на секретарский пост.
— Прислали Кондратенко, второго секретаря райкома? С первого дня кооптацией занимаетесь.
— Секретаря райкома!.. Вот весь вы тут. Поближе никого вам не видно?
— Кто будет вместо меня? — не унимался Савушкин. — Кому сдавать дела?
— Вадиму Хабарову.
— Хабаров? Новичок? Интересно! Придется приставить двух нянек.
— Научится. На комсомольской работе надо иметь светлую голову и отзывчивое сердце, а опыт сам придет. Партийная организация училища и я лично верим в Хабарова. Думали, что через полгода он вас сменит, а случилось раньше.
17
Проходя по большому коридору, Антон увидел, что толпившиеся у свежей газеты ребята громко смеются. Взглянуть? Опасно. Полчаса назад он удрал из мастерской, мастер мог хватиться каждую минуту. Э, была не была.
Первое, что он увидел на пестром полотне стенновки, — это карикатуру. Размалеванный Митрофанушка-Антон требовал у перепуганного библиотекаря выдать ему что-нибудь пообъемистей из полного собрания сочинений Обломова, Печорина, Белкина. «Антон помрачнел. Подростки, заметив перемену в его лице, притихли. Только Алексея невозможно было остановить. Он посматривал то на Антона, то на рисунок и смеялся. Антон наотмашь ударил его по лицу, сорвал газету, смял и затоптал ногами.
Шум в коридоре привлек внимание преподавателя технологии Добрынина. Не встань он между ребятами, завязалась бы потасовка. Зачинщиков ему искать не пришлось. Под левым глазом Алексея синяк, обозленный Антон стоял на клочках стенной газеты.