Она улыбнулась, запрокинув голову. Его взору стала доступна ее шея, плечи, ключицы. И прежняя апатия забылась. Мужчина приблизился явно не для того, чтобы лучше услышать ответ. Но Розали тут же отстранила его.
- А если я соглашусь?
- А ты соглашайся. Я не побоюсь.
- Я могу захотеть ребенка от тебя.
- Думаю, это не составит труда, – он снова приблизился.
Розали знала, что в их ситуации только одна правда: он нужен ей. Девушка хотела поддаться опиуму этой страсти и снова ощутить тепло его тела. Это или настоящая дружба между мужчиной и женщиной, или… или что? Блондинка отстранила мужчину, который забыл о том, что он сейчас в амплуа «ничто не интересует, даже женщины».
- Может, той бедной официантке ты нужней? Ты… вытащишь ее из бедности, станешь рыцарем и она будет превозносить тебя. Будь уверен, что до конца жизни она останется верной только тебе.
Мужчина отстранился и снова сделал глоток спиртного. Видимо, верно говорят, что ночь – какое-то особое время суток. Ты будто бы становишься собой и освобождаешься от этой напыщенной маски апатичного циника.
- А ты, значит, склонна к изменам?
- Ты знаешь, что я карьеристка. Привлекательные мужчины, которые помогут мне продвинуться верх, будут меня интересовать.
- Ты – успешный адвокат. Из двадцати семи дел всего один провал. Куда уж успешнее?
- Смотрел «Адвокат Дьявола»? – произнесла она, беря свой бокал. – Можно и выше.
- Согласна продать душу?
- Мы не о том говорим.
- Ты права, – он откинулся на спинку кресла и устремил взор на репродукцию картины Моне. – И чем тебе нравятся эти стога? Дибилизм какой-то.
- Когда я разбогатею, куплю оригинал. Тебе пора.
- Так ты не выйдешь за меня замуж? – он снова взглянул на девушку. – Почему?
Он осушил залпом бокал. Быть может, о том, что она отказала, Хейл пожалеет утром. Быть может, перезвонит и скажет что согласна, но сегодня она решила выдержать стойкую позицию в словесной битве с этим змеем-искусителем.
- Философия твоей жизни гласит: ни к кому не привязываться, заключать брак по расчету и исходя из того, хорошо ли партнерам в постели.
- А что гласит философия твоей жизни?
У нее не было четко сформулированных концепций и сейчас Розали почувствовала себя проигравшей. Но профессия юриста давала о себе знать. Хейл не хотела сдаваться.
- Работа на первом месте, – произнесла девушка уверенно, но не так твердо, как хотелось бы. – И пока я не напилась допьяна свободными отношениями.
- Красиво…
- Спокойной ночи, Деймон.
Девушка улыбнулась, а Сальваторе понял, что ему было пора уходить. Деймону нравилась прямолинейность и честность в их общении. Если они хотели друг друга, то не бегали с криками: «О нет! Мы же друзья! Нам нельзя спать вместе!». Если не хотели общаться – не общались. Мужчина поднялся и, поцеловав девушку в щеку, сказал: «Не провожай» и скрылся. Блондинка услышала хлопок дверью. Розали не спеша прошла к входной двери и проверила то, надежно ли она закрыта. Затем Хейл вернулась в зал и подошла к тому самому серванту. Она извлекла оттуда шкатулку и вернулась на диван. На шее блондинки была тоненькая цепочка с кулоном в виде ключа. Этот самый кулон Розали сняла и открыла им замок. Бесстрастно она посмотрела на содержимое коробки. Девушка извлекла пластиковую кредитку и пакетик с белым порошком. Хейл поднесла наркотик к глазам, рассматривая его, ища в нем какой-то смысл.
Рассыпала порошок. Лёгкий шорох по стеклу. Купюру Хейл свернула в тоненькую трубочку. Вдох. Мутнеет перед глазами. А по телу растекается истома. Ноги становятся ватными и на душе наступает ощущение необыкновенного спокойствия. Блондинка делает второй вдох и ложится на диван. Медленно. Не торопясь. Зрачки увеличиваются. Все плывет и через несколько секунд Розали смакует весь кайф прихода.
Елену привели в какую-то комнату и посадили на стул. Уже несколько дней она в больнице и навещает ее только Тайлер. Бедные цыгане не знают об операции Дрины, а из нынешних… В общем, не важно. Врач принялся разбинтовывать глаза, а Гилберт чувствовала, как ее сердце стало биться более часто. Она боялась. Боялась взглянуть на мир, хоть и очень хотела его.
Врач отлепляет пластырь от одного глаза, потом от другого. Он добр и говорит о чем-то отвлеченном, о какой-то своей внучке. Елена улыбается, но в глубине души боится еще сильнее. Глаза то ли в слезах, то ли в каком-то растворе. Елена заламывает руки. Ее страх становится сильнее с каждым разом все больше и больше.
- Я помогу открывать вам глаза, – произносит доктор.
Девушка кивает, но внутренний порыв души молит об обратном.
- Хорошо, – кивает она, чувствуя, как холодеют руки. Ей кажется это страшным, невыносимым. Каким-то сущим кошмаром.
Его теплые старческие руки, от которых пахнет медикаментами и медом, касаются ее лица. Он аккуратно касается век.
- Не спешите.
Елена снова кивнула. В ее горло пересохло.
- Открывай. Что ты видишь?