До новых снов с тобой...(СИ)

- У счастья есть один порок: слишком жаль его отдать. А отдать все равно придется, ведь счастье придумал Дьявол, и ты вынужден либо вернуть то, что взял взаймы, заплатив болью, либо продать душу и пасть на самое дно… И нет ничего хорошего ни в одном, ни в другом. Ты слышишь эту «Сонату», которая растекается по этому зданию, как растекается боль по твоей душе? Мне нравится эта мелодия… Одна из любимых. Бетховен был великим человеком и платил… Как ты платишь за свою любовь… Все однажды выходит из-под контроля, и как бы сильно мы не хотели обратного, куда бы не прятались, рано или поздно…

Она выдохнула и сделала очередную затяжку. Девушка уставилась на парня, который пьяными глазами внимательно изучал свою собеседницу, пытаясь понять то, о чем она говорит.

- Из тысячи дорог, которая нам предлагает Вселенная, – продолжала незнакомка с каким-то акцентом в речи, – мы можем выбрать любую, но ошибки совершаем те же самые… Смешно, не правда ли?

Снова затяжка, а «Лунная Соната», и правда, успокаивала… Сальваторе таращился на блондинку, периодически вливая в себя алкоголь, который не обжигал горло, не избавлял от боли, а лишь притуплял чувство боли.

- Мы где-то виделись, не так ли?

Кэролайн лишь загадочно улыбнулась и, прищурившись, придвинулась ближе к мужчине, но так и не решившись сказать то, что было на уме. Еще не время. Еще не все ошибки совершены, еще не все поступки сделаны, еще не все слова сказаны. Форбс откинула сигарету и, став с места, подошла к мужчине.

- Любовь – это Дьявол.

Она вложила ему свою визитку и, сделав затяжку, зашагала в сторону выхода, оставляя мужчину наедине с собой.

Болела голова, болела душа, и разрывалось сердце на маленькие кусочки. «Лунная соната» звучала в голове, и ее кто-то поставил на повтор. Это начинало выводить из себя. Сальваторе сжал кулаки, а потом швырнул рукой бокал, и тот, упав, разбился на маленькие кусочки.

- Я научусь жить без тебя, – произнес он. – Я научусь дышать без тебя! – закричал Сальваторе, что есть мочи в этом Богом забытое кафе.

====== Глава 40. Спустя годы. ======

Не так страшно броситься в бездну, не так страшно падать… Ужаснее всего разбиться, соприкоснуться с асфальтом и превратиться в осколки. Этот удар, хруст костей, боль, жар по всему телу и мгновенная темнота. Но только не наступает та самая долгожданная свобода. Дышать становится тяжело, пошевелиться не предоставляется возможности, а боль сковывает всю душу. Нет, бросаясь в пропасть, мы знаем, на что обрекаем себя и потому переносим боль мужественно, стойко, не жалуясь, захлёбываясь солью и страхом будущего.

Нет ничего ужаснее приземления, осознания невозможности дальнейшего общения. Этот груз будет тянуть, пока не освободишься, не скинешь его… А на это уходит много времени.

У нее ушло шесть лет. Каждый день привыкать к тому, что его больше не будет рядом. Каждый день привыкать к другим касаниям, поцелуям… к другому человеку. Каждый день преодолевать себя и сжимать кулаки, улыбаться… Каждый день пытаться вновь дышать, пытаться полюбить… И солнце продолжало светить, согревать, ночь – охлаждать пыл, а Елена училась жить, каждый день стараясь меньше концентрировать свое внимание на разбитом сердце и горьком опыте.

Время не лечит. Оно учит жить с болью. Постепенно привыкаешь к ней и уже перестаешь особо ощущать, переключаешься на другие эмоции и постепенно начинаешь влюбляться в того, кто рядом жертвует собой, продолжает верить и ждать. И так изо дня в день она сумела отнести Деймона Сальваторе в разряд тех мыслей, которым никогда нельзя предаваться. А потом родилась злость, обида за то, что он отдал ее на растерзание нелюбви. Ненависть затмила боль и породила любовь к Клаусу, который полностью переменился ради этой своенравной, но такой хрупкой цыганской девушки.

И вот уже несколько лета она вполне счастлива в своем браке. Иллюзия это или настоящие чувства – сложно ответить. Да и имело ли это значение?

Елена вошла в спальню и села рядом с мужчиной. Нагнувшись, она губами коснулась щеки мужа, потом поцеловала шею, потом – грудную клетку. Она услышала, что он заворочался, и через некоторое время на его губах появилась улыбка. Гилберт подарила нежный поцелуй и тут же ощутила его касания на своей талии.

- Ненавижу понедельники, – произнес он, открывая глаза и устремляя взгляд на девушку. – Еще больше ненавижу твою работу.

Гилберт выровнялась и взглянула на наручные часы. Она серьезно посмотрела на мужа:

- Мне пора выходить.

- Только половина восьмого. Ты можешь побыть еще немного в постели…

Елена поднялась и, подойдя к столу, взяла в руки сумку.

- Вечером. Сейчас работа, работа и еще раз работа. У тебя, кстати, тоже, так что подъем. Завтрак остывает.

Она улыбнулась и, развернувшись, скрылась в дверном проеме.

Майами встретил цыганку отличной погодой. Елена надела темный очки и, сев в автомобиль, отправилась на работу.