До особого распоряжения

новеньких, гладеньких, еще не побывавших в руках торговцев. Чайханщик отрицательно помотал

головой:

- Так много! Я не собираюсь строить новую чайхану, Махмуд-бек...

- Купи новую посуду. И... помогай голодным. Как сможешь.

- Я это делаю, Махмуд-бек. Не часто. Но делаю... - вздохнул чайханщик.

- Знаю... - сказал Махмуд-бек.

Шамсутдин принес новость рано утром. По его сияющему лицу Махмуд-бек понял, что Шамсутдин

собирается его чем-то удивить.

- Братья Асимовы?

Шамсутдин перестал сверкать глазами и огорченно вздохнул:

- Пока нет. .

Махмуд-бек равнодушно зевнул, давая понять, что его больше ничто не интересует. Тогда Шамсутдин

заторопился:

- Оттуда же, из той страны, из того же города, прибыл Карим Мухамед Салим. Прибыл с караваном, с

людьми крупного бухарского купца. Отец успел увезти за границу и ценности, и вещи.

- Карим Мухамед? Оттуда же?

- Да... - радостно подтвердил Шамсутдин. - Откуда и эти гости...

Это не могло быть случайностью... Чужеземцы подсовывают еще одного из будущих вождей. Карим

Мухамед богат. Его отца хорошо знают старики. Карим довольно видная фигура. Подходящая для нового

правительства.

- Шамсутдин, я должен увидеть купца.

- Он остановился в караван-сарае. Это у ворот.

- Я должен увидеть его здесь, у себя. И немедленно.

Карим Мухамед Салим первый заговорил о судьбе туркестанских эмигрантов. Он не стал долго

прятаться за туманными, вежливыми фразами. Он был из тех людей, кто очень спешит, не умеет

выжидать. Поэтому и пришел сразу же, после первого приглашения.

- Как живут наши люди! - горячо говорил гость. - Как?! Я бывал во всех странах Востока. Я видел

измученные лица, слышал стоны. Здесь... - Толстые красные пальцы поползли по животу, отыскивая

сердце. Сверкнули перстни. - Здесь сжимается.

Роль человека, страдающего за народ, Карим Мухамед играл очень плохо. У него было сытое,

ухоженное лицо. Оделся гость слишком пышно, решив ослепить Махмуд-бека не только умными речами,

но и богатством.

- Да-да... Вы правы, уважаемый. Как я рад, что в трудную минуту вы оказались рядом.

152

Карим Мухамед любил лесть. Откровенную и слащавую лесть. Это сразу понял Махмуд-бек. Он

складывал высокопарные фразы, подготавливая гостя к серьезному разговору.

Карим Мухамед с нескрываемым удовольствием выслушивал похвалы в свой адрес. Иногда (как

свидетельство почтенной скромности!) поднимал ладонь: что вы, хватит, достоин ли я!

- Вы достойны высокого положения в этом неспокойном мире. Ваше искреннее отношение к судьбам

земляков, бедным людям, большое желание помочь им заставляют всех нас...

Карим Мухамед насторожился. Он пытался сделать вид, что ничего не понимает, что этот вежливый

разговор ни к чему не обязывает, но сам от волнения даже приподнялся.

- До вас донеслись стоны соотечественников. Сколько можно терпеть! Мы должны побеспокоиться об

их судьбе. Сам аллах послал в трудную минуту такого человека, как вы, почтенного, уважаемого,

молодого и сильного...

Гость уже не прерывал Махмуд-бека, не выставлял ладонь. Да, он молод и силен. Он богат. И если

Махмуд-бек что-нибудь смыслит в жизни, то должен именно на такого человека возлагать все надежды.

Куда ему, больному, слабому, справиться с великим почетным делом.

- Наши соотечественники, - продолжал Махмуд-бек, - заслуживают свободной, счастливой жизни.

Карим Мухамед шумно вздохнул:

- Вы правы, уважаемый, именно заслуживают.

...Ясно. И этот претендует на роль вождя. Ему что-то обещали чужеземцы. Ведь прозвучала фраза:

«Если нет. .»

Карим Мухамед, как и Самат, тоже опасная фигура.

Махмуд-бек впервые появился в гостях. Он посетил бывшего кази Самата. Конечно, об этом визите

скоро узнают все эмигранты. Узнают и будут гадать: почему именно к кази зашел Махмуд-бек?

Старого человека уважают в эмигрантских кругах, с ним многие советуются. Но, как известно, кази не

очень жаловал одного из своих соперников - муфтия Садретдин-хана. Он и боялся его, и просто избегал.

Кази не делал даже слабой попытки прорваться к власти. На вид это был мягкий, добрый человек, с

детской застенчивой улыбкой. Кто ближе знал Самата, чувствовал, какая злость накопилась с годами у

тихого кази. Годы проходят, а он в стороне от больших, важных дел. Когда-то в двадцатые годы кази

Самат был в свите Иргаша - «командующего армией» в Фергане. И тогда, говорят, он ходил с мягкой

улыбкой, уговаривал обиженных, оправдывал поступки Иргаша - жестокие, кровавые, которым не было

числа.

О давних походах Самат вспоминал редко. Но если говорил об Иргаше, то резко менялся. Исчезала

мягкая улыбка. Он откровенно сожалел, что «командующий ферганской армией» не смог довести

«святое дело» до конца.

- По-другому жили бы мы. Разве сейчас жизнь...

Вокруг кази Самата образовалось свое «избранное общество». Эти люди тосковали о прошлом,

мечтая вернуть его. Но мечтали как-то несмело, не веря в возможность больших событий, способных

изменить их жизнь.