До первого снега

— Я понимаю! — шепчет Рита, а я чувствую как на мою ладонь падает слезинка. Её слезинка, которая ломает всё.

Следующие несколько дней ничуть не отличаются от предыдущих. Дождь хоть и поумерил свою мощь, но так и не перестал. Дед изредка выбирается на рыбалку, а мы безвылазно сидим в доме. Шахматы опостылели. Атмосфера недосказанности давит. Понимаю, что нам нужно просто поговорить, но мы оба до чёртиков боимся смотреть в будущее. И Рита, и я знаем, что для нас его нет: Морено ничего не держит в Аргентине, меня никто не ждёт в Испании. Просить Риту остаться, значит, снова и снова видеть в её глазах слезы. Поехать следом — потерять себя. Я никогда не думал, что судьба подкинет мне столь безнадёжный выбор.

— Что Алехандро добавлял вчера в чай, не помнишь? — девчонка вертится на кухне, перебирая банки с травами, пока, сложив руки на груди и навалившись на стену, наблюдаю за ней. — Такой вкус необычный был! Это точно не мята!

— Может солодка? — я не помню, с каким вкусом вчера был чай, да и какое это имеет значение? Внутренности сводит от непомерной тоски, стоит представить, что это наши последние дни вместе, да и те испорчены гнетущей неизвестностью и поганой погодой. Впервые мне не хочется, чтобы дождь заканчивался. Впервые я боюсь, что выпадет снег.

— Так! И что из этого солодка? — Рита забавно морщится, разглядывая коллекцию дедушкиных заготовок, а не дождавшись ответа, поворачивается ко мне. — Что тебя беспокоит, Вик?

— Погода, — отвечаю поспешно и даже почти не вру.

— А ещё? — забросив чай, она подскакивает во мне вплотную и, мягкими ладонями касаясь лица, оставляет невесомый поцелуй на губах. — Рассказывай, Сальваторе!

— Что будет, когда дороги просохнут? — начинаю издалека.

— Твой дедушка позвонит Анхелю, — произносит несмело, будто пытается убедиться в правильности своих суждений.

— А потом?

— Алехандро закупит продуктов ещё на полгода вперёд, а мы наконец поедим хлеба, а не этих сухарей, — Рита смеётся, но даже в этой её шутке я улавливаю стремление к другой жизни. Ей по-прежнему чужд мой мир, как бы ни пытались мы это изменить.

— А дальше? — глубокий вдох и длинный выдох: мы подбираемся к истине.

— Анхель или Гаспар смогут забрать нас домой, — осторожно отпускает каждое слово и, уверен, догадывается, к чему я клоню.

— А если я не хочу уезжать? — ненавижу себя за этот вопрос, который напрочь стирает с лица Риты улыбку. Стискиваю зубы, ощущая, как в напряжении каменеют скулы, и жду её решения.

Но девчонка напротив меня молчит. Прерывисто дышит, глупо открывая рот и не издавая ни звука, а после отпускает ладони от моего лица и делает шаг назад.

— Почему? — шепчет одними губами, а у самой подбородок начинает подрагивать. Она всё понимает. Всё!

— А почему ты не хочешь остаться?

— Вик! — Морено вскидывает руки в стороны и звучно хлопает ими себе по бокам. — Ты в своём уме? Остаться? Здесь? Посмотри на меня? Я похожа на чупакабру! Я не против природы и дикой романтики, но всем должна быть мера! Разве нет?

Теперь моя очередь молчать. Рита права! Спорить бессмысленно! Но разве я ошибаюсь?

— Прости, — продолжает взволнованно. — Но я хочу вернуться к учёбе! Я… я хочу поступить в Университет! Я по деду соскучилась! И по Тео! Я отца почти год не видела! Вик, о чём ты говоришь?

Мы оба на грани. Рита плачет и отказывается верить услышанному. Я нестерпимо хочу её обнять и пообещать, что всё будет так, как она мечтает. Да только я поклялся никогда ей не врать! А потому молчу.

— Ты не поедешь со мной, верно? — голос срывается в пустоту. Рита отчаянно крутит головой и смотрит, смотрит, смотрит! А потом кричит что есть мочи:

— Наигрался, да? Надоела тебе, верно?

— Нет, — утробный рык вырывается наружу. — Нет! Я всё так же тебя люблю! Даже сильнее!

Отталкиваюсь от стены и в два счета прижимаю глупышку к себе.

— Пусти! — пытается вырваться. — Ненавижу тебя, Сальваторе! Как ты мог?

— Тише, — умоляю, еле сдерживая взбешенную Морено, но так и не нахожу в себе силы выбрать иной путь.

Глава 32. Клятва

Тонкий лёд чем-то похож на хрупкое стекло: одно неловкое движение и он разлетается на тысячи осколков. Сегодня ночью впервые лужи перед домом покрылись именно таким: хрустальным, прозрачным, уязвимым. Кутаясь в огромную куртку грязно-синего цвета, как маленькая, бегаю по блестящим коркам и наслаждаюсь морозным хрустом. Студёный ветер кусает щёки, а пробивающийся сквозь сизые тучи луч солнца норовит своим теплом растопить льдинки и освободить лужи от преждевременных оков. По-осеннему слабый и обманчивый он своим светом преображает всё вокруг, придавая серым оттенкам увядания немного ярких красок.

— Рита! — зовёт Алехандро. — Иди в дом! Замёрзнешь! Марс, негодник, ко мне!

Причитания старика тонут в задорном похрустывании, моём смехе и собачьем лае. Алехандро продолжает ворчливо качать головой, стоя на крыльце, но я вижу по его глазам, что он тоже счастлив! Сезон дождей позади! А значит, совсем скоро мы сможем вернуться.