До первого снега

— Алехандро, — улыбается Рита, заприметив старика. В вытянутом свитере с чужого плеча она суетливо начинает накрывать на стол, а я спешу на помощь. — Как далеко сегодня удалось проехать?

В голосе Риты отчаянно дребезжит надежда.

— Всё плохо, девочка! — старик подносит озябшие ладони к огню и медленно потирает их друг об дружку. — Ещё неделя такого безумия, и чувствую, мы застрянем здесь до заморозков.

Рита кусает губы, с улыбкой кивает и отворачивается. Глупышка, она стесняется, что старик заметит её слёзы. Хочет казаться сильной и смелой, а сама до невозможности беспокоится за Анхеля.

— Всё будет хорошо! — обнимаю её за плечи, притягивая спиной к своей груди. — Слышишь? Всё будет хорошо!

Мой шёпот — спусковой механизм. Чувствую, как Рита начинает дрожать и совсем не от холода. Собственное бессилие сводит с ума! Я здесь! Рядом! Но какой от меня толк, если любимому человеку всё равно плохо? Целую её в макушку, крепче прижимаю к себе и беспомощно прикрываю глаза! Знаю всё, о чём грустит её сердечко, всё понимаю, но ничего не могу изменить.

Я бы очень хотел сказать, что эта рыжая осень похожа на сказку! Нашу с Ритой сказку! Да, наверно, так оно и было первые несколько дней. За нежностью поцелуев мы не замечали бытовых неудобств, за долгими разговорами — отсутствия новостей из Тревелина. Каждую минуту вместе, каждое мгновение — одно на двоих! Мы ненавидели ночи, когда приходилось разбредаться по разным комнатам, и с первыми лучами солнца наперегонки бежали друг к другу! Взявшись за руки, забирались на высокие утёсы и во весь голос горланили о любви. В обнимку возвращались ближе к вечеру и до боли в губах целовались, пока дед ворчливо не начинал нас искать. Сидели у камина тёмными вечерами, пили горячий шоколад и грелись под одним одеялом. Я научил Морено играть в шахматы, а дед разделывать рыбу и по закату предсказывать погоду на следующий день. Вот только холодные ночи становились все длиннее, а минуты счастья вдвоём — короче. Мы наивно тешили себя надеждой, что вернёмся в Тревелин через пару недель, но вынужденная изоляция затянулась!

Осень в горах — безжалостное время! Суровое. Тяжёлое. Непредсказуемое. Наше ещё и вдобавок дождливое, промозглое! И сколько бы ни пытался я отвлекать Риту от повседневности, как бы ни старался сделать её существование в этом Богом забытом месте чуточку проще, всё чаще начинаю замечать слёзы в любимых глазах, даже когда на губах моей девочки играет улыбка.

— Смотришь так на свою Риту, будто собирлся проститься с ней навсегда!

Дед завёл этот разговор спустя пару недель, когда никто ещё не предполагал, что застрянем здесь так надолго. Мы сидели на берегу озера, на поваленной коряге, а Рита чуть поодаль играла с Марсом. В какой-то момент пёс встал на задние лапы и подтолкнул Морено к воде. Она устояла, засмеялась, а я вспомнил, как встретил ее впервые. В тот день у реки я сначала услышал её голос. С необычным для наших мест акцентом звонким колокольчиком она проклинала Тревелин, пока я подходил ближе.

«Очередная туристка», — подумал про себя и захотел проучить. Вот только проучили в тот день меня.

— Я вдруг понял, как сильно она изменилась, — ответил деду, продолжая наблюдать за Ритой.

— Мы все меняемся, — усмехнулся Алехандро. — Скажу по секрету, Вик, некоторые даже стареют!

— Я не об этом, — с улыбкой взглянул на деда — Ты просто не видел Риты прежней.

— И какой она была?

— Не знаю, — пожал плечами. Я и правда не мог объяснить то, что видел.

— Красивой? — уточнил дед, а я вспомнил Риту с длинными кукольными волосами цвета молочной карамели, одетую по последнему писку европейской моды, и покачал головой.

— Она и сейчас красивая, дед! — ответил уверенно. Смотрел на её мальчишескую стрижку, которая делала черты лица трепетно-нежными и утончёнными, а глаза невероятно яркими и выразительными; непонятно откуда собранную отцом мешковатую одежду, придающую фигуре Риты ещё большей лёгкости и непринуждённости, и понимал, что красивее просто некуда. Красота не в тряпках от именитого дизайнера, она глубже! И спрятать её невозможно, как ни старайся!

— Тогда, быть может, счастливой? — дед снова вынудил меня задуматься.

— Не уверен, что там, в Тревелине, она была счастливее, чем здесь, — сколько раз Рита плакала дома и тут сравнивать глупо.

— Тогда что? — недоумевал старик.

— Мне кажется, со мной она проживает чужую жизнь. Тео был прав, понимаешь?

— И в чём, по-твоему, был прав этот негодник?

— Я забрал у Риты всё, но ничего не предложил взамен, — я наконец осознал, отчего так свербило внутри. А ещё… А ещё в тот момент я сильно испугался, что однажды и Рита это поймёт.

— Всё нормально, Вик! — бормочет в моих руках, а я чувствую, что этот проклятый момент наступил! Сколько бы Рита ни пряталась от реальности в коконе моей любви, жестокая действительность больно царапает её душу, бесконечно намекая, что такая жизнь не для неё. Как бы ни пыталась моя девочка привыкнуть к грязи, лишениям и бедности, она рождена для иного.