До победного дня

И вот тут Гриш молча выложил на стол карточки. Иждивенческие карточки никак не могли прокормить двоих, отчего Зинаида поняла, что дети обречены были бы, если бы не ее дочь. В тарелке репродуктора бился голос Ольги Берггольц, когда ставшая больше семья укладывалась спать. Надя, подумав, забрала «младших», как она сразу же начала называть своих найденышей, к себе в кровать.

Самойловы не разговаривали — все были уставшими, кроме того, поспать все-таки, нужно было.

— Гриша… Почему они так с нами? — совсем шепотом спросила Маша, когда Надя провалилась в сон.

— Наверное, потому что они люди, — вздохнул мальчик. — Я помню, рассказывали, что были разные люди, и даже те, которые ели детей, но нам повезло.

— Повезло, — согласилась девочка, прижимаясь к нему. — Мы здесь навсегда?

— Лучше здесь, чем у нас там… — признался Гриша. — Давай спать лучше.

Утро началось с суеты — Гриша с Машей пошли за кипятком, что было принято благосклонно, а тетя Зина с Надей — за хлебом. Нужно было позавтракать и согреться, а затем уже можно было двигать по делам. Очереди были везде — и за кипятком, и за хлебом, и просто за водой, которую черпали прямо из-под льда. Вернувшись обратно, обновленная семья расселась за столом.

— Машу и Гришу я запишу нашими племянниками, у которых всех убило, — сообщила тетя Зина. — Вы теперь Самойловы, запомните, пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул Гриша, потому что Маша была занята — она кушала.

— Надя, — продолжила женщина. — Пойдем вместе, я зайду в заводоуправление, но у меня смена, а ты отведешь их.

— Да, мама, — кивнула Надежда, твердо знавшая, что маме виднее.

После быстрого завтрака вся семья двинулась прочь из квартиры. Сначала надо было зарегистрировать Гришу и Машу, уже готовившихся к неприятным вопросам, но какой-то мужчина в военной форме и без одной руки взглянул на явно напуганных детей, и молча записал Григория и Марию Самойловых пятнадцати лет в какую-то большую книгу. Маша и Гриша молчали, согласно кивая. Они считали, что взявшим их к себе людям виднее.

* * *

— Вот, Алексей Савич, племяшек привела, — сообщила тетя Зина какому-то мужчине, молча кивнувшему куда-то в сторону.

Их ни о чем не спрашивали, просто направили в сторону здания из красного кирпича, где, по-видимому, и находилось заводоуправление. Маша с интересом оглядывалась, разглядывая коридоры и двери. В одну из таких дверей завели и их. За высокими двойными дверями обнаружился большой кабинет с портретами на стенах, в котором находился стол, расположенный буквой «Т». Усталый невыспавшийся мужчина, сидевший за столом, поднял взгляд воспаленных глаз на гостей, внимательно их разглядывая.

Гриша понял, что этого самого главного здесь начальника надо убедить. Мальчик припомнил все, о чем говорили на экскурсиях и в фильмах, собрался с духом и заговорил. Маша немного ошарашенно внимала, а Надя улыбнулась бы, если могла. Гриша убежденно говорил правильные, нужные слова, отчего лицо внимательно слушавшего их директора завода разглаживалось.

— Ты прав, — сосредоточенно кивнул начальник. — Говоришь, девочка знает токарный станок? Очень хорошо! — он о чем-то подумал и обратился к Надежде. — У вас в цеху умерло пятеро, поэтому берешь к себе учениками. Скажешь Санычу, я разрешил.

— Спасибо! — явно обрадовалась Надя, хотя по ней это сказать было невозможно — улыбка была только в глазах. — Пойдемте, — она вывела юное поколение из кабинета.

Так началась их новая жизнь. Очень быстро оформившись, сдав карточки на замену, Гриша и Маша попали в цех, сразу же перезнакомившись со всеми, кто был на смене. Надя начала показывать Грише, а Маша узнала станок, казалось, за полсотни лет совсем не изменившийся. Для Нади такое везение казалось странным, но спорить ни с кем она, конечно же, не стало.

Для тринадцатилетних длинные смены были непростыми, но Гриша и Маша понимали — чтобы жить, надо работать. Рабочая карточка давала в два раза больше хлеба, да еще и в столовой что-то перепадало… В общем, несмотря на очень тяжелое время, жить было можно.

Труднее всего было девочке, потому что Гриша принимал все так, как есть, не задумываясь. Надо точить болванки снарядов — он работал, надо делать что-то еще — он делал. Не сомневаясь, помогая Машке, да и Наде, мальчик будто просто не планировал дальше, чем на сутки. Дату прорыва Блокады он помнил, осознавая, что до тех пор еще очень далеко.

— Брак допускать нельзя, — сообщил новеньким мастер. — От ваших снарядов зависит многое, поэтому нужно быть внимательными, иначе накажут.

Услышавшая о наказании Маша задрожала, припомнив «надзирательницу» и ее наказания. Повторять здесь подобное ей очень не хотелось. Но тетя Зина будто почувствовала. Остановив работу, она подошла к детям, чтобы успокоить девочку и поддержать уже готового, казалось, на что угодно, мальчика.

— Не пугай ты их, Саныч, — попросила женщина. — У них всю семью, похоже, на их глазах.

— Да не думал пугать, — развел руками очень пожилой мужчина. — Все, как есть сказал.