Несмотря на весну, становилось только тяжелее. Люди по прежнему падали на улицах, их вывозили… Но уже не было скользко, стало теплее, хотя ни Гриша, ни Маша теплых вещей не снимали — холод, казалось, поселился где-то внутри. Он жил внутри них, грызя саму душу. Но они продолжали работать, даже падая без сил у станка, потому что за это им давали хлеб, кормили в столовой, стараясь поддержать, хоть немного помочь. За это они получали шанс дожить до завтра.
Гриша иногда чувствовал внутреннюю усталость, желание опустить руки, но не позволял себе это сделать, ведь и Маше было тяжело. Мальчик тормошил свою девочку, и Маша оживала. Под бомбами они зачастую выходили за пределы города, чтобы поискать травы, хоть что-нибудь, что могло помочь витаминами, разнообразить отсутствующее меню. Казалось, что весной стало страшнее, чем было зимой, но это, конечно же, только казалось.
Усевшаяся на скамейку Надя просто не могла подняться. У девушки не осталось, как она думала, совсем никаких сил. Она бы так и осталась сидеть, как многие до и после нее, но непорядок заметил Гриша, сразу же подбежавший к Наде, за ним поспешала и Маша, ведь порознь младшие вообще уже не встречались.
— Не могу больше, — вздохнула Надежда. — Просто сил нет…
— Ты должна, — Маша тянула девушку. — Гриша, помоги! — вдвоем они поставили Надю, принявшись тормошить, отчего та вскоре прогнала свое настроение. Хотя апатия, на самом деле, никуда не делась, будто бы затаившись где-то внутри…
— Гриша, пойдем за водой? — дети были очень истощены, поэтому Маша не могла сама, да и не ходила она никуда одна.
— Пойдем, родная, — мальчик и сам не заметил, как у него выскочило это слово.
Но девочка в ответ просто коротко прижалась к Грише. Если бы могла, она бы улыбнулась сейчас, только вот улыбки куда-то делись, как и почти все эмоции. Осталось только чувство голода и Гриша, который необыкновенно быстро стал самым близким на свете человеком.
Иногда в сны приходила мама Зина, подбадривая и поддерживая своих детей, снова и снова находивших в себе силы жить. Даже после смерти мама была с ними.
[1] Ольга Берггольц
Глава 6
Весна тянулась чуть ли не медленнее, чем зима, но спешить детям было некуда. Надежда уже очень хорошо понимала, что не пережила бы зимы, если бы у нее не было этих двоих, поэтому девушка перестала хандрить, проживая день за днем. Всеми тремя Самойловыми овладело какое-то отупение, но тем не менее они продолжали жить и работать. Жить, как требовало Ленинградское Радио. И они жили… Под взрывы, сирены, они жили, как жили рядом с ними друзья. Настоящие друзья, готовые поддержать и помочь.
— Школы открылись, — мастер задумчиво посмотрел на Надежду. — Надо бы твоих туда…
— Кинотеатры тоже открылись, да сил почти нет, — вздохнула девушка. — Они же работают… Хорошо же работают?
— Ладно, потеряем направление, — согласился сильно сдавший мужчина. — Может, и выживут…
— Спасибо! — Надя не могла улыбнуться, пережитое зимой все еще давило на нее, а уж болезнь девочки, чуть не ставшая катастрофой для них всех… Смог бы Гришка пережить потер Машки?
Вечером девушка рассказала о разговоре с мастером, заставив и Машу, и Гришу удивиться, но оба приняли реальность, как факт, не стараясь что-то изменить. Ведь, если бы их отправили в школу, то отменились бы рабочие карточки… А столовая очень много сделала для того, чтобы Самойловы смогли выжить.
— Вы у меня молодцы, — Надя вздохнула, в задумчивости поглаживая своих младших, сидевших рядышком, по головам. — Не представляю, как вы в свои тринадцать стоите эти смены и выгоняете норму за нормой…
— Не надо об этом думать, — произнес мальчик. — А то будет, как с сороконожкой…
— Это когда у нее спросили, как она умудряется передвигать ноги? — тихо спросила Маша.
— Ну да… — кивнул Гриша. — Работаем и работаем, какая разница, как это получается?
— Тоже верно, — кивнула Надежда. — Завтра мы идем в кино, нам билеты выдали в заводоуправлении.
— Кино так кино, — согласилась Маша. — Я не против.
Надя заметила, что жизнь будто бы проходила мимо, ведь они втроем замкнулись на простом цикле: работа-сон-столовая. И все… Зачастую даже не уходя домой, оставаясь в цеху. С трудом до них могла достучаться Берггольц, почти не воспринимались уже и сводки. Это, безусловно, заметили и старшие товарищи, практически принудительно послав всех троих в кинотеатр.
Хорошей новостью стали трамваи. До сих пор, практически живя на заводе, Самойловы даже не заметили, что теперь домой можно доехать. В этот день их ждало кино… В очередной раз кинотеатр принимал семью. И фильм, полный песен и уверенности в победе, он оказался чем-то очень важным. Смутно знакомые песни проникали, казалось, в самую душу, заставляя встряхнуться.
— Иди, любимый мой, родной… — тихо напевала Маша по дороге домой, обнимая Гришу.
— Все будет хорошо, родная, — вздохнул Гриша.
— Скажи, ты помнишь… — девочка взглянула в глаза мальчика. — Когда?
— Прорыв в январе следующего года, — ответил Гриша, решив не говорить о полном снятии Блокады, все-таки, оставалось полтора года, а их еще надо было прожить.