До последнего мига

Не думал Батманов, что он очнётся — всё-таки две раны, потеря крови, мороз должны были добить его, но не добили, — он очнулся. Выскреб головой из снега, позвал слабым голосом:

— Ре-екс!

Бандитов не было — ушли. Машину свою, дорогой «Урал» не бросили, угнали грузовик на скатах. Естественно, ушли без груза — тут порожними бы дотелепаться; Батманова не тронули — посчитали, что он мёртвый.

— Ре-екс! — вновь тихо позвал Батманов.

Пёс не отзывался. «Всё, нет Рекса, — мелькнуло в голове горькое, усталое, Батманов зашевелился в снегу, сломал окровавленную ледяную корку, в которую был впечатан, как в кокон, поморщился от боли и выцарапался из сугроба окончательно. Сквозь снег пополз к Рексу.

Пёс лежал в двадцати метрах от него, также в твёрдой тёмной корке, неподвижный.

— Рекс, Рекс, — пробормотал Батманов едва слышно, чувствуя, как слёзы забивают ему горло, ухватил пса за приподнятую лапу. Лапа гнулась и это вселило в Батманова надежду: пёс не умер, не остыл, не отвердел… — Рекс, Рекс…

Он запустил обе руки под тело собаки, откапывая пса, выломал его из ледяной корки и потом минут двадцать полз к домику, в котором обитал. Только добравшись до него и с трудом разомкнув замок, висевший на задней двери, Батманов почувствовал себя лучше.

В доме было холодно, в выбитые окна влетал снег, изморозь лежала уже не только на столе — белой солью покрылся даже закопченый чайник. Батманов, сипя, с трудом заткнул одно окно старым матрасом, второе — двумя подушками, потом кинул в печку несколько поленьев, приготовленных с вечера, и растопил с одной спички.

Надо было заниматься Рексом, а потом — собою. В том, что он не умрёт, Батманов был уверен, он восстал против смерти, против боли, против всего худого, что навалилось на него, ему важно было выстоять, и Батманов знал, что он обязательно выстоит. А раз выстоит он, то и Рекса вытащит, вернёт с того света на этот…

3

…Весной Батманов получил письмо. С заставы, на которой служил двенадцать лет назад. От человека, бывшего когда-то в воинских и пограничных премудростях полным несмышлёнышем — Сережи Сырцова. Ныне Сырцов выбился в люди, стал офицером, начальником заставы — носил на плечах капитанские погоны.

Сырцов сообщал, что дела пограничные по сравнению с тем, что было раньше, пошли на поправку, появилась новая категория служивого люда, которой не было прежде — контрактники, получают они очень неплохую зарплату, а главное — находятся при государевом деле, выполняют святой долг…

Это очень приятная, ласкающая душу штука — находиться при государевом деле, это совсем не то, что сидеть на тёплом топчане и охранять манатки какого-нибудь золотого туза… Видимо, во всех нас заложена тяга к воинской службе, к охране своей земли и того, что на ней стоит; задачу эту мы считаем святой, — и совсем не воспитана, не сидит в крови необходимость защищать имущество разных тузов, тем более что многие из них имеют не совсем приятные, чересчур сытые физиономии.

Получив письмо своего бывшего подчинённого, Батманов обвёл глазами просторное помещение, которое, как он ни обихаживал его, так и не стало пахнуть жилым духом, и Батманов никак не мог понять, в чём дело, — остановил взгляд на больших лосиных рогах, используемых вместо вешалки, потом — на оконце, в которое пробовало протиснуться солнце, но оконце было маленькое, а солнце большое и из этой затеи ничего не получалось, натянул на голову кожаную, как у московского мэра, которого он видел несколько раз по телевизору, кепку…

Хоть и большая у Батманова, по здешним меркам, зарплата, хоть и находится он вроде бы на своём месте, а приглашение принять надобно, государева служба есть государева служба.

Не чета угодническому служению в разных коммерческих структурах, олигархам и прочему брыластому, с шеями в толстых складках — тьфу! — люду: поди туда, поди сюда, принеси то, убери сё, нагнись пониже и почисти ботинки на ногах хозяина… И так далее.

За дверью раздался скулёж. Рекс, почувствовав настроение хозяина, примчался с реки и теперь старательно скрёбся… Если Батманов после ранения чувствовал себя неважно — особенно, когда на улице брала своё непогода, из прохудившихся небес начинал сыпаться дождевой и снежный сор, то Рекс восстановился полностью, все раны зажили на нём, словно бы их и не было.

Батманов открыл дверь псу. Рекс прыгнул, положил ему лапы на грудь, длинным влажным языком достал до лица.

— Ну, Рекс, Рекс, — укоризненно произнёс Батманов, — что-то ты не очень интеллигентно себя ведешь…

Во взгляде Рекса возникло что-то виноватое, он опустил голову. Верно говорят, что собаки — те же люди, всё понимают, только сказать ничего не могут. Пёс заскулил тонко, неожиданно тоскливо, покосился глазами на письмо, которое Батманов держал в руке, заскулил вновь. Батманов ухватил его за голову, прижал к себе, замер на мгновение, и пёс замер, на лице Батманова появилась слабая улыбка, словно бы он не выполнил какого-то обещания, данного Рексу и теперь просил его извинить за необязательность, затем, специально нагнав в голос бодрости, произнёс звонким деловым тоном: