До последнего вздоха

— Кира, сделай два крепких кофе и принеси в кабинет, — распорядился Алекс и вернулся к прерванному разговору.

Вид натянувшегося при виде чужака пса президента не смутил. Поздоровавшись со мной сдержанным кивком, он ответил моему мужу, и они пошли дальше.

— Что ему тут нужно? – спросила я скорее саму себя. Кто-кто, а девочка из питомника ответа на этот вопрос дать не могла.

Чашки зазвенели у неё в руках. Родом Кира была из крохотного посёлка. Всё, что она видела в своей жизни – коровьи хвосты и пропитую рожу собственной мачехи.

— Давай я помогу, — забрала я у неё кофе. – Кира, Глеб Акулевский — такой же человек, как и все остальные.

— Ничего себе такой же… — с придыханием отозвалась она. – Я как увидела его, думала, умру.

— Вряд ли ему бы это польстило, — я заправила кофемашину.

Бонд так и крутился рядом, дожидаясь ласки. Я погладила его ещё раз и жестом велела лечь в углу. С улицы донёсся голос Надии, а ещё через секунду дочь влетела в кухню.

Кира расслабилась. Наконец я увидела на её губах улыбку. Видимо, представила, как замертво падает к ногам Акулевского. Я улыбнулась в ответ. Она – одна из. Сколько ещё таких – напуганных, беззащитных девочек. Сколько было и сколько будет? И когда всё это закончится?! Когда сдохнет последняя гнида, промышляющая жизнями слабых? Сколько бы я ни успокаивала себя тем, что спасти всех невозможно, не помогало. Когда-нибудь эта грязная система похоронит сама себя. Когда-нибудь каждый из грязной смрадной цепочки получит своё. И я сделаю всё, чтобы этот день наступил как можно скорее. В память о своём отце. В память о своей матери и о девочке со светлыми волосами, чей мёртвый взгляд навсегда остался в моём подсознании. Я смогла получить свободу, она – нет. Ей было всего двенадцать…

— Мама, а когда мы поедем? Я хочу покататься на яхте. И ещё… Папа говорил, что мы будем кататься на пони. А кто такие пони, мам?

Надия была доказательством. Моим личным торжеством жизни над смертью. Заговорив, она вернула меня в настоящее и вместе с тем одним своим появлением напомнила, ради чего всё. Ради того, чтобы у каждой девочки из питомника появился шанс на такое вот торжество.

— Пони, — я взяла из вазы яблоко. Только вчера Милана дала мне их целую корзину – свежих, сладких и кисловатых, красных и зелёных. — Это такие маленькие лошадки. Тебе разве папа не рассказал?

Я разрезала яблоко на несколько долек и протянула одну дочери. Вторую откусила сама.

— Рассказал. Но я не поняла. Папа ничего не умеет рассказывать. Мам, а когда мы будем кататься на пони? Когда мы поедем?

— Завтра, — я наконец села за стол. Две чашки кофе были уже готовы, и Кира поставила вариться третью – для меня. Отрезала толстый ломоть сыра.

Поставив на поднос молочник и сахарницу, Кира взялась было за салфетки. Но не успела она положить их, Алекс снова появился в кухне. Не зашёл, только осмотрел нас всех.

— Самолёт будет готов через три часа, — выговорил он, остановив взгляд на мне. – Собери всё, что тебе нужно, Стэлла. Планы поменялись. Мы вылетаем сегодня.

Стоя на балконе, я проводила взглядом последнюю из пяти чёрных иномарок президентского картежа. После произошедшего около двух лет назад покушения, Глеб Акулевский усилил охрану. Его и прежде-то всегда сопровождала свита, теперь эта свита стала ещё многочисленнее.

Но куда больше президентских шакалов меня волновало, что за дела у него с моим мужем. Почему, чёрт возьми, Алекс на ходу меняет планы, если дату вылета мы обговорили ещё пару недель назад?! В конце концов, на этот вечер у меня была запланирована встреча с одним из спонсоров благотворительного фонда «Не одна». Так какого лешего я должна отменять её?!

Зад последней машины мелькнул у ворот, шорох шин затих, однако к раскуроченному чемодану возвращаться я не торопилась. Алекс и Денис разговаривали, стоя у фонтана. Много бы я дала, чтобы знать, о чём.

Муж посмотрел на дом. Нет, не на дом – прямо на меня. Я поджала губы и сложила руки на груди, различив его прищур. Бонд грелся на дорожке возле каменной лавочки. Шипы на его ошейнике отливали серебром, как и глаза Алекса, и в этом было нечто до мурашек схожее, предопределяющее.

— Я не хочу, мам! — с возмущённым возгласом влетела в спальню Надия.

Пришлось закончить и с наблюдением за происходящим во дворе, и с мыслями. Я перевела взгляд с дочери на появившуюся вслед за ней няню. Спрашивать не стала, только посмотрела с вопросом. Девочкой она была толковой, поняла меня без слов. Её я тоже взяла из питомника сразу после рождения Надии.

Увы, хоть в последние годы Правительство сделало довольно много, чтобы остановить беспредел, пропадать девочки не перестали. И торговать ими тоже не перестали, несмотря на то, что теперь это было вне закона.

— Стэлла Эдуардовна, — няня показала мне платье, — я хотела положить это, но Надия хочет вот это, — показала второе. Лиловое, с крупными цветами. Всё бы ничего, если бы не дыра размером с пару монет на боку.

Для наглядности няня, состроив весьма выразительную гримасу, развела её пальцами.