До рая подать рукой

Спасибо периферийному зрению, Лайлани знала, что время от времени он смотрел на нее, возможно, и подолгу, но при этом не произнес ни единого слова. Собственно, он не говорил с ней после ленча в кафетерии к западу от Вегаса. Поскольку она открыто заявила, что он убил ее брата, доктор Дум дулся.

Казалось бы, маньяки-убийцы по определению не могли быть тонкокожими. Учитывая их преступления против других человеческих существ, против человечества вообще, они не могли не ожидать, что это самое человечество воспримет их мотивы как спорные и даже оскорбительные. Но за годы, проведенные с Престоном, Лайлани на собственном опыте убедилась, что чувства у маньяков-убийц очень нежные, а сами они даже более ранимы, чем девушки в период полового созревания. Она кожей ощущала изливающуюся из него обиду за проявленную к нему несправедливость.

Он, разумеется, знал, что убил Лукипелу. Потерей памяти не страдал. И убивал, и хоронил Луки не под гипнозом. Однако он явно полагал, что Лайлани допустила бестактность, упомянув об этом печальном событии за ленчем, да еще в присутствии совершенно незнакомого человека. При этом она поставила под вопрос достоверность его слов об инопланетных целителях и их левитационном луче, на котором отбыл Луки.

И у нее не было ни малейших сомнений, что Престон улыбнулся бы ей, если б она оторвалась от книги про свинолюдей, чтобы извиниться, и сказал: «Да ладно, все нормально, тыковка, каждый допускает ошибки». От таких мыслей по коже бежали мурашки, но не думать об этом она не могла.

В этот самый момент inamorata[97] доктора Дума ожидала его, шустрая, как студень, проворная, как головка сыра. Волнующая перспектива любовных ласк возбуждала, так что за обедом доктор Дум не засиделся. Быстро поел и вернулся в спальню, на этот раз затворив за собой дверь, оставив на обеденном столе пакеты, контейнеры, грязные пластмассовые ложки в полной уверенности, что Лайлани приберет за ним.

Как только за ним закрылась дверь, девочка выпорхнула из постели, схватила пульт дистанционного управления, включила какую-то напрочь лишенную юмора комедию положений. Звук оставила не слишком громкий, но достаточный для того, чтобы заглушать проявления страсти, которые в противном случае могли доноситься из спальни в дальнем конце дома на колесах.

Пока инкубатор чудо-детей лежала бесчувственная, как полено, пока Престон только ему ведомыми способами утолял свою страсть в любовном гнездышке, Лайлани приподняла изножие матраса, в правом углу оторвала две полоски изоляционной ленты, сунула руку в разрез, нащупала пластиковый пакет, в который много месяцев тому назад завернула нож, чтобы он под действием вибрации постепенно не ушел в глубь матраса.

И сразу поняла, что пакетик стал другим. Изменились размер, форма, вес.

Пластик был прозрачным, поэтому, вытащив его, она сразу увидела, что лежит в нем не нож, а статуэтка пингвина, не так давно принадлежавшая Тетси, безделушка, которую Престон принес с собой, потому что она напомнила ему Луки, зловещий сувенир, который Лайлани оставила Дженеве Дэвис.

Глава 58

Полночь в Сакраменто: этим трем словам никогда не быть названием романа или бродвейского мюзикла.

Так же, как любой город, Сакраменто обладал своей особенной красотой и очарованием. Но для занятого собственными заботами, уставшего путника, прибывшего в столь поздний час, ищущего дешевый мотель, столица штата казалась скучным и унылым местом.

Съезд с автострады привел Микки в совершенно пустынный коммерческий район: ни прохожих на тротуарах, ни автомобилей на мостовой. Акры и акры бетона и стекла, которые придавливали ее к земле, несмотря на многоцветье неоновых вывесок. Яркий свет соседствовал с глубокими тенями, которые сбивали с толку, создавали средневековую атмосферу. В какой-то момент она даже приняла груду опавшей листвы в сливной канаве за кучу дохлых крыс. И подумала, что скоро увидит труп человека, умершего от чумы.

Несмотря на пустынность улиц, тревога ее имела внутренние, а не внешние причины. Поездка на север заняла слишком много времени, и чуть ли не все это время было занято мыслями о том, что она может подвести Лайлани.

Наконец Микки нашла мотель, цены которого могла себе позволить, и ночной портье оказался и живым, и принадлежащим к этому столетию. Его футболка настаивала, что «ЛЮБОВЬ – ВОТ ОТВЕТ!». С маленьким зеленым сердечком вместо точки в восклицательном знаке.

Она занесла чемодан и сумку-холодильник в свой номер на первом этаже. По дороге съела только яблоко, ничего больше.

На дизайнере хозяева мотеля явно сэкономили, поэтому ни о каком подборе цветовой гаммы стен и мебели не могло быть и речи. Однако к чистоте особых претензий быть не могло: если тараканы тут и водились, то не в огромных количествах.

Она села на кровать, рядом поставила сумку-холодильник. Ледяные кубики в непромокаемых мешочках растаяли только наполовину. Кока в банках осталась холодной.