До самой дрожи

А еще, образно говоря, у меня сломались коленки. Не подогнулись, а сломались.

Мы молча смотрим друг на друга, и с каждой секундой я понимаю, что мне невыносимо сложно выдерживать это нависшее облако напряжения. Я слабо улыбаюсь и скрываюсь за дверью ванной комнаты. Снова упираюсь о нее затылком и спрашиваю себя, все ли я выяснила, что хотела?

Может, те грузовики мелькали только для того, чтобы я просто оказалась в это самое время именно здесь, в Перми? Чтобы услышала от парня, что отношения – тяжелый труд и задумалась над теми, которые у меня были? Которые, наверняка, тоже по-своему выстраивались, но моя же собственная неопределенность окончательно разрушила их. Я должна сожалеть о том, что случилось? Должна почувствовать свою ущербность и никчемность? Боже мой, да я и так это сполна ощущала и ощущаю по сей день! Ради этого я здесь?

Я убедилась, что Кирилл – реален. Да настолько, что ощущаю всем телом его мощную энергетику. Я не могу позволить себе перебить его во время разговора, не могу упрямиться. Я попыталась это сделать несколько часов назад, когда он отказывался садиться в такси, и у меня ничего не вышло. Это даже попыткой сложно назвать. Я убедилась, что есть в этом мире мужчина, который… Меня подавляет. И это не папа.

– У тебя все в порядке? – спрашивает Кирилл за дверью.

– Да, минутку.

Мое внезапное открытие обескураживает. И дело вовсе не в стеснении перед симпатичным парнем. Я и малознакомому могла нагрубить, если были на то причины.

Я ненавидела, когда Дима просил меня сообщать ему о моих передвижениях. Особенно сильно меня это достало, когда он был в армии.

Где?

С кем?

Во сколько вышла?

В какой магазин поедешь?

Зачем тебе туда?

Зачем тебе сюда?

Катя, говорила я себе, парень далеко от тебя. Ему ведь всякие мысли в голову лезут, не обращай внимания!

Но я обращала и не могла остановиться. Психовала, нервничала и оттого спала так хреново, что ненавидела весь мир.

Сама.

Я все сделаю сама.

Самой проще.

Сама знаю, куда идти.

Сама знаю, что делать.

«Катя, ты меня поняла?»

И я закивала. Молча закивала, потому что… Наверное, это нормально, когда парень хочет быть в курсе твоих передвижений. В этом нет ничего такого, что заставило бы меня злиться и психовать. Почему же раньше это вызывало такой всплеск негатива с моей стороны?

Расчесав волосы, я, наконец, выхожу из ванной комнаты. Застаю Кирилла на угловом кожаном диване. Так же как и днем, он подложил под спину подушки.

– Иди ко мне?

Я делаю один шаг, затем еще.

Еще.

Останавливаюсь у края дивана и медленно опускаю на прохладную поверхность колено.

О чем он думает, наблюдая за моими действиями? Почему смотрит на меня так, словно внутри его что-то ломает?

– Все хорошо? – спрашиваю я, положив на свои ноги подушку. Она скрывает тот открытый участок кожи, между теплыми гольфами и низом вязаной кофты. – Тебе плохо?

– Со мной все хорошо.

– Тебе идет черный. – Взглядом указываю на его футболку.

– Теперь это мой любимый цвет.

Мои губы задрожали. Я сжимаю челюсти, набираю носом воздух и судорожно выдыхаю.

Меня ломает.

Изнутри по мне проходится каток.

Глава 17

Нет, я этого не чувствовала прежде. Короткие спазмы в животе причиняют боль, но она настолько приятная и растекающаяся, что я хочу еще. Это получается само собой. Я просто поворачиваю голову влево, опускаю глаза и тут же встречаюсь взглядом с Кириллом – вспышка, спазм, боль и наслаждение.

– Сделать телевизор погромче? – спрашиваю я, демонстрируя глупое выражение лица. Мне кажется, что этому человеку известны все мои мысли, а вот мне его – непостижимы. – Нравится эта передача?

– «Импровизация» нравится. – Он улыбается лениво, расслабленно.

Я поднимаюсь на ноги и на ходу поправляю гольфы, что сползли к коленям. Хватаю пульт от телевизора, что остался лежать на широком подоконнике, и медленно возвращаюсь на диван. Теперь подушка, что была на моих ногах, лежит под рукой Кирилла и, судя по его серьезному взгляду, он не собирается возвращать её мне. Что-то подсказывает – он сделал это нарочно, чтобы нам ничего не мешало оказаться еще ближе друг к другу.

– Держи, – протягиваю я пульт. Опускаюсь на диван, только теперь, чуть ближе к Кириллу. Он берет пульт и смотрит в мои глаза. – Смотри и слушай.

– Я смотрю, – говорит он понизив голос.

Вспышка, спазм, боль, наслаждение. Только теперь чуть сильнее, чуть больнее, намного приятнее.

– Ты кусаешь губу.

– Не замечаю этого, – отвечаю я не своим голосом. В голове тут же всплывает воспоминание о поцелуе у двери, требовательное прикосновение к моей шее… И я вновь делаю это – кусаю губу. Только теперь осознанно. – Да. Сейчас я заметила.

– Ты делаешь это, потому что хочешь?

– Наверное.

– Чего еще ты хочешь?

Вспышка. Еще раз. Такой низкий и спокойный голос пробуждает во мне слишком грязные мысли, о существовании которых я не подозревала. Я хочу сделать с ним все то, от чего раньше меня воротило. Язык во рту мечется, чешется, требует сладкое. А моя сладость сейчас совсем рядом, но я никак не могу решиться попробовать кусочек.