И стали они жить-поживать да добра наживать. Лиза наживала гораздо больше добра, чем ее супруг. Ну и что? Он же не виноват, что ему такая жена досталась! Это же не повод для комплексов. И уж точно не ради ее заработка к ним тогда на фестивале подошел. Что там можно было распознать: серое старенькое одеялко, взятое из дедовского дома для подстилки, их с Васькой льняные сарафанчики и ситцевые косыночки, покрывавшие плечи (от комаров так защищались). Носы облупленные… Нет уж. В их с Женькой случае все получилось по-честному. А у кого больше денег – что считать, если все денежки все равно попадают в общий семейный котел?
Жили дружно, любовно, спокойно. Вместе ездили по выходным за покупками. И на дачу отправлялись при первой же возможности. Все у них было прекрасно. Валентина знала, что Лушка наведывается к тете Лизе, ходит с Васькой гулять, водит ту иногда в Парк Культуры, девочки звонят друг другу. Правда, у Василисы все меньше оставалось времени для простого общения: папа (она быстро стала называть отчима папой) водил ее в изостудию, на английский язык и в школу бальных танцев, чтобы время ее детства не проходило впустую.
Лизка похорошела и вся лучилась счастьем. От ее улыбки казалось, что вся квартира наполнилась солнышком.
– Лиз, рада тебя видеть, – искренне произнесла Тина, – это сколько ж мы не виделись-то?
– Ну, два года – точно, а то и больше, – уверенно отозвалась подруга.
– Ого! Ничего себе крестная Василисе досталась! Просто стыд, – вздохнула Тина.
– Ладно тебе. Жизнь такая, закрутила. Лушка тебя вполне замещала. Ведь звонит, забегает. Такой человек вырос у тебя, подруга! Совести у тебя нет – так убиваться! При такой-то дочери!
У Тины словно прояснилось что-то в голове, будто глаза стали лучше видеть.
– А ведь и правда! И правда – я словно в тумане живу! И про совесть забыла, – задумчиво проговорила она.
Лизка засмеялась.
– Ну, раз дошло до тебя, пошли-ка наверх, борщ есть.
И отправились они втроем: Тина в мятой пижаме, тапках, нечесаная-немытая, Лизка в кокетливом халатике и домашних туфельках на каблучках и Клава, пушистая, вычесанная и степенная, гордящаяся тем, что и ее пригласили в гости.
Борщ!
С порога Лизиного уютного дома вызывающе пахло борщом.
– Настаивается! – гордо отметила хозяйка манящий запах.
– Слушай, пойдем скорее, я, оказывается, проголодалась, сил нет. Жрать – умираю! – с неведомо откуда взявшейся энергией взмолилась Тина.
– Ну вот! Наконец-то! Слова не мальчика, но мужа! Давай на кухню! – скомандовала Лиза.
Она быстро поставила перед гостьей тарелку немыслимо ароматного борща, кокетливый горшочек со сметаной, вручила ложку:
– Ешь! И как следует! У меня вон какая кастрюлища! Никак не научусь маленькими порциями варить. Я тебе и с собой дам. Пусть Лукашка тоже поест. А тебе, Клава, сейчас кость достанется. Да какая! Ты не пожалеешь, что в гости зашла.
Кость действительно была как с картинки из детской книжки про собаку Бишку: большая, аккуратная и очень аппетитная кость. Клава аж заурчала, не веря своему счастью.
– Она тебе сейчас этой костью весь пол изгваздает, – предупредила Тина.
– И что? Изгваздает – подотру. Сиди – ешь, давай. Осунулась вся, смотреть страшно.
– И ты ешь, – велела Тина.
– И я буду, – согласилась Лиза и налила себе тарелку.
Борщ оказался лучшим лекарством. С каждой ложкой Тина чувствовала, как в нее вливаются новые силы. А ведь никогда прежде не была она фанаткой борща и готовила его редко, ленилась.
– Как хорошо, что ты меня позвала! – блаженно улыбаясь, сказала она Лизе.
Клава упоенно грызла кость. Кость хрустела, Клава ворчала и порыкивала. Грозная картина.
– Да давно бы позвала, если б знала! – воскликнула Лизка, – Я чего-то закрутилась со своими, на работе куча дел. Говорю ж тебе: видела собаку, видела какую-то тетку в сером балахоне рядом с ней. Никогда б и не подумала, Валька, что это ты. Без обид! И Лукашка что-то не заходила. А день за днем бежит, бежит. Хлопоты, мелочи жизни всякие. Мне бы позвонить тебе, а из головы выпадает. Кто мог подумать!
Тина опустила голову к тарелке.
– Ты – знаешь что? – вздохнула Лиза, – Ты уже, как я понимаю, долго тут отшельничала. И вроде как расслабилась, помирать собралась. У меня такое было. В прошлой жизни. Бывало – накроет, так все выходные и пролежу. И хорошо еще, если слезы были. А то и без слез, лицом к стенке. Ваську родители забирали. А я и упражнялась. В медитации. Ничего хорошего. Только хуже делалось. Поэтому ты это дело оставляй и начинай жить дальше. Ешь-ешь. Я тебе еще подолью.
– Спасибо тебе, Лиз, – произнесла Тина, чувствуя, как камень, давно уже поселившийся у нее под сердцем, мягчеет и перестает давить на нее своей тяжестью.
Лизка кивнула, хлебая борщ.