До свидания, мальчики!

– Может, не стоит? – спросил Витька. Он улыбался и смотрел на меня.

– Что не стоит? Выпить? Обязательно выпьем.

– Не люблю, когда коренной пролетарий разыгрывает интеллигента. Повязку нацепил, как фраер. – Это сказал Павел.

– Баулин! Зайдите ко мне. – В окне своего кабинета стоял Алеша. По-моему, он стоял уже давно и слышал весь разговор.

– До вечера у меня к тебе никаких дел нет.

– Зайдите ко мне, товарищ Баулин! – Алеша обеими руками откинул со лба волосы. Мы знали: он дружил с Павлом, но почему-то старался скрыть эту дружбу от посторонних.

– Пошел ты на белом катере… – ответил Павел.

Он перешел мостовую. Мы пошли за ним.

– Вернитесь! – крикнул Алеша.

– Привет! – сказал Сашка.

– Пойдем с нами! – крикнул Витька и от удовольствия потер руки.

Мы никогда не позволяли себе так разговаривать с Алешей. Но теперь чувство равенства стирало между нами грани и радовало остротой новизны.

Павел шел, метя своим клешем уличную пыль. Идти с ним рядом мешали прохожие. И мы то отставали, то забегали вперед и очень жалели, что никто из знакомых мальчишек не видит нас рядом с Павлом. А Павел нес по улице свою славу так же просто, как брюки клеш и тельняшку.

Винный погребок был похож на раковину, вставленную в стену жилого дома и выложенную по фасаду камнем-ракушечником. Под гулким сводом стояли бочки с вином и белели два мраморных столика. Стойка выступала на улицу, и темная глубина погребка исходила кислым запахом раздавленного винограда и знобким холодком. Чтобы посидеть в погребке, надо было обладать достоинствами, известными одному Попандопуло. Павла, например, в погребок не пускали. Он, как и прочие смертные, пил на улице, и прохожие обходили пьющих у стойки. А вот Жестянщика с компанией мы часто видели за столиками.

Попандопуло вытирал тряпкой стойку и монотонно выкрикивал:

– Стакан молодого вина – десять лет жизни.

Он ни к кому в отдельности не обращался, никого не уговаривал выпить. Но обещание десяти лет жизни действовало неотразимо. Малинового цвета пористый нос Попандопуло, казалось, пропитался вином. Нос нависал над верхней губой и придавал лицу вид унылой добродетели.

В прошлом Попандопуло был владельцем гостиницы и ресторана «Дюльбер», жил в собственной даче, ездил по городу в красном лакированном экипаже, одетый во фрак, с черным бантиком «собачья радость» на белой сорочке. Но таким мы знали его лишь по рассказам Жениного отца. Женин отец в то время выступал на эстраде ресторана и пел куплеты.

Павел облокотился на стойку и поднял четыре пальца. Стойку покрывала черная тень акаций, но все равно на улице было душно.

– Им тоже? – Попандопуло кивнул в нашу сторону.

– По-вашему, мы не люди? – вежливо спросил Сашка.

Попандопуло нацедил из бочки в глиняный кувшин и, не глядя, разлил вино по стаканам, не пролив при этом ни капли.

– Солнце, виноград, здоровье! – выкрикнул он.

Я чувствовал себя так, как будто сел за шахматную доску сыграть ответственную партию с незнакомым и сильным партнером. Я вдохнул, и в нос мне ударил теплый кисловатый запах. Витька пил маленькими глотками, страдальчески сдвинув брови. А Сашка выпил так, как будто в стакане было не вино, а сельтерская вода. Он даже рыгнул. Я сначала попробовал вино губами: оно было терпким и вяжущим. Я выпил, и во рту у меня стало так, как будто я съел кило недозрелого винограда.

– Хорошо! – сказал Павел.

– Ничего! – лицемерно ответил я.

Через минуту я вдруг ощутил в себе необыкновенную легкость. Мне казалось, что я могу оторваться от земли и полететь, если бы очень этого захотел. Но я не хотел: мне и на земле было хорошо.

– Здорово тебе отец подвесил, – сказал Павел.

Витька уставился на него зловеще блеснувшим глазом.

– Откуда ты знаешь, что отец?

– Алеша рассказал, – Павел вертел на стойке пустой стакан. – Не пойму, чего вас несет в военное училище?

– А тебя? – Это спросил Сашка.

– У меня свои планы. Мне из морского училища Фрунзе персональный вызов прислали. Я уже в состав училищной команды включен на армейские соревнования.

Это была для нас новость. И она как бы отодвигала нас на второй план. Мне даже обидно стало.

– На одних кулаках далеко не уедешь, – сказал я.

– Я и не собираюсь. Мне бы свободы побольше да денег. Надоело буксиры чалить. Выпьем?

– Можно, – сказал я и достал из кармана деньги.

– Спрячь. Пьем по-морскому.

– Как это по-морскому?

– Кто приглашает, тот и платит.

К стойке подошли два матроса с каботажных баркасов. Один из них сказал:

– Подожди, вместе дернем.

Мы ждали, пока Попандопуло наливал всем вино. Матрос поднял стакан, сказал:

– Чтоб они сдохли! – и чокнулся сначала с Павлом, потом с нами.

– Кто чтобы сдох? – спросил Сашка.

– Откуда ты их выкопал? – Матрос стаканом показал на Сашку.

Павел сказал:

– Что же вы, профессора, меня позорите? Выпьем, потом объясню.

Матрос поставил на стойку стакан, сказал:

– Нет. Втемную не пью.

– Каждому кто-то мешает жить, профессора. Ему, например, зануда шкипер, что плавает на «Посейдоне». Так вот, чтобы не мешали, пускай сдохнут.