О том, как он бил Джекса, а потом начал бить меня, когда я отказался выполнять его грязные поручения.
О том, как нас терроризировал всякий сброд, который ошивался в отцовском доме. По ее просьбе я показал ей шрамы у меня на спине, оставшиеся после того, как отец избил меня пряжкой ремня.
Еще я рассказал Тэйт о том, как мой отец нас ненавидел, а моя мать не помогла. А потом, как я оставил Джекса с отцом, когда он отказался бежать со мной.
Глаза Тэйт покраснели и наполнились слезами.
Я выплеснул всю боль и грязь, наполнявшие мое сердце, и теперь мне хотелось вытереть слезы, которые она проливала из-за меня.
Она всегда беспокоилась за меня. Всегда меня любила.
Я три года обращался с Тэйт хуже, чем с какой-нибудь собакой, а она все равно переживала из-за меня.
Мое горло свело от боли, когда я посмотрел на нее, на ее шокированное лицо. Я понимал, что у нее есть полное право не прощать меня.
Но чувствовал, что она простит.
Может, именно этого я не знал о любви.
Нельзя придержать ее и выдавать по частям, когда она заслужена.
Невозможно дозировать ее вот так.
Поведав Тэйт всю эту страшную историю, я просто сидел рядом с ней и ждал, пока она что-нибудь скажет.
Я не знал, о чем она думает, но она позволила мне выговориться и выслушала меня.
– Ты с тех пор видел отца? – наконец спросила она.
– Видел его сегодня, – сказал я. – Встречаюсь с ним каждые выходные.
И это была правда. Хотя технически последний визит так и не состоялся.
– Что? – Ее голубые глаза расширились от удивления. – Почему?
– Потому что жизнь – стерва, вот почему. – Я горько усмехнулся.
После того как я набросился на отца на прошлой неделе, судья решил, что я свои обязательства выполнил, и сегодня снял меня с крючка. Утром я видел отца на расстоянии, но то была не последняя наша встреча. Я знал это.
Тэйт смотрела на меня и впитывала мои слова. Я рассказал ей о том, что было после ее отъезда во Францию – как мне ее не хватало, как Джекса ударил его приемный папаша и как судья предложил мне сделку.
Я встал и снова подошел к дверям балкона, а она сидела на кровати и переваривала услышанное.
– Значит, туда ты ездишь по выходным, – наконец проговорила она. – В тюрьму Стейтвилл в Крест Хилл.
Должно быть, Тэйт нашла что-то еще. Мать попросила меня сохранять чеки за мотели и бензин для налоговых отчетов. Все это дерьмо валялось в моей комнате.
– Да, каждую субботу, – кивнул я. – Хотя сегодня был мой последний визит.
– Где сейчас твой брат?
– В Уэстоне. Цел и невредим, в хорошей семье. Я навещаю его по воскресеньям. Но мы с мамой пытаемся добиться, чтобы штат разрешил ему переехать к нам. Мама в завязке. Джексу почти семнадцать, он уже не ребенок.
Я хотел, чтобы он познакомился с Тэйт, и, если у моей матери все получится, тогда Джекс будет жить с нами – и уже скоро.
Тэйт встала с кровати и подошла к балкону, где я стоял.
– Почему ты сразу мне все не рассказал? Я бы тебя поддержала.
С этим у меня все еще возникали сложности. От того, что Тэйт меня поддерживала – или пыталась поддержать, – комната казалась мне в десять раз меньше.
Я снова вцепился руками в волосы и облокотился на ограду балкона.
– Когда я наконец добрался домой, то в первую очередь подумал о тебе. Ну, кроме размышлений о том, как помочь Джексу, – добавил я. – Мне нужно было тебя увидеть. Мама могла валить ко всем чертям. Мне была нужна только ты. Я тебя любил, – последние слова я произнес шепотом, в животе все сжималось от раскаяния. Я сжал кулаки, возвращаясь мыслями в тот день, когда все для меня изменилось. – Я пошел к вам домой, но твоя бабушка сказала, что ты ушла. Она уговаривала меня остаться. Думаю, заметила, что я выгляжу как-то не так. Но я все равно убежал искать тебя. Спустя какое-то время оказался у пруда в парке. – Я наконец посмотрел Тэйт в глаза. – И ты была там… со своим отцом и моей матерью, вы играли в маленькую семью.
Я понимал, почему она выглядит сбитой с толку. Сейчас я осознавал, что тогда произошла череда незначительных событий, которые я принял слишком близко к сердцу. Я был неправ.
– Джаред… – начала она, но я ее остановил.