Кассир театрально копался в коробке, изучая каждую кассету, пока не остановился на трёх, отложив их в сторону, и не спрятал остальное обратно. Он положил в кассу деньги за пиво, но смятая двадцатка за видео отправилась прямиком в его карман. Парень, складывая кассеты в бумажный пакет, улыбнулся Джимми так стрёмно, что ему захотелось поскорее свалить из магазина.
- Хорошего дня, мужик. Скажи потом, че думаешь. Если ты с такого не кончишь, тут ничто не поможет!
Джимми взял пиво и пакет и молча ушёл.
Джимми сдался на десятом гудке. Шарлин сказала позвонить ей
Варианты бушевали в его голове. Что если она попала в аварию по дороге домой с работы? Что если она упала, и лежит теперь на полу в нескольких дюймах от телефона, не в силах дотянуться, в агонии от страшных травм, вынужденная слушать издёвку в каждом гудке? Или хуже того! Вдруг она в постели веселится с другим мужчиной?! Возможностей было выше крыши.
Что он действительно сейчас хотел, так это поехать прямо в город и узнать, почему она не берёт телефон, но он не знал, где именно она живёт. К тому же, глубоко внутри он понимал, что это ненормально. Он хотел вести себя с Шарлин нормально.
Джимми открыл банку пива и начал мыть посуду. Эдна ДеЛеон не одобряла множество вещей, и посудомойки были одними из них.
Он начинал ненавидеть мамочку. Иногда он фантазировал о том, как запрыгнет в свой трак поздно ночью и направится прямо на кладбище, чтобы обоссать её могилу. Пивной мочой. Иногда он чувствовал себя виноватым за такие мысли, но со временем он думал о таком всё чаще, а вина притупилась. Когда он закончил с посудой, взгляд упал на бумажный пакет на столе.
Джимми взял пакет, чтобы убрать кассеты в комод, уверенный, что он не готов их посмотреть. Однако, он обнаружил себя вынимающим их пакета, тщательно рассматривая каждую.
Обложки изображали вещи, которые заставили бы мамочку крутиться в гробу волчком; на задниках было описано то, что каждое видео обещает показать. Красочным и гнусным языком. Многие слова он понимал не полностью, но, отучившись половину положенного в старшей школе, он услышал достаточно из чужих грязных разговоров, чтобы уловить суть. Он взял ещё два пива, сразу выпив банку в один глоток. От одной только мысли о просмотре этих фильмов у него вспотели ладони и бешено забилось сердце. Он ощутил сладко-горькое сочетание предвкушения, отвращения, стыда и возбуждения.
Едва он взял ещё банку и вставил первую кассету в магнитофон, вернулся голос мамочки. Джимми не поехал крышей. Он знал, что голос ненастоящий, и всё же, она была здесь, захлебывалась со злости.
У него округлились глаза и отвисла челюсть, когда изображения замелькали на экране без всякого вступления. Сюжета тоже не было, как и намёка на игру; лишь грубые кадры с мужчинами и женщинами в наивысшей точке извращения и дикарства. Джимми это понравилось.
Два часа и несчётное количество банок пива спустя, Джимми только включал третье видео. Он мастурбировал, пока не изнемог, обессиленный от пива и нагрузки, уставший, но он всё равно смотрел, прикованный взглядом к экрану. Где-то на улице животное завыло в боли и ужасе, но он не обратил внимания.
Джеймс Аллен ДеЛеон изучал эротические детали лесбийских отношений в самых ярких красках.
Когда Джимми проснулся, его голова пульсировала почти так же сильно, как его сердце. Он оказался в откровенном эротическом сне, обращённом в кошмар. Во сне он был одним из парней на видео, делающим неприличные вещи с женщинами, но, когда он поднял голову, у всех их оказалось мамочкино лицо. Он резко сел в постели; мелко дрожащая голова заставила тут же пожалеть о вчерашнем решении. Он чувствовал похмелье и отвращение к себе.
И странное удовлетворение.
После горячего душа и сытного завтрака из яиц и драников Джимми снова почувствовал себя человеком. Несколько таблеток аспирина, запитые половиной галлона воды, вернули ему радостное настроение предыдущего дня.