До встречи на Земле, сынок (СИ)

Микки резво для своего положения выскочил из комнаты и помчался к себе, чтобы запереться, дождаться Аайнара и попросить его никуда больше не уходить. К счастью, он уже вернулся — стоял у постели и снимал броню. Микки подошёл к нему и осел в его объятиях, бледный и напуганный, близкий к обмороку.

— Что случилось? — спросил Аайнар, усаживаясь на постель и беря Микки на руки, как ребёнка.

— Меня напугал Калеб. Он сказал, что влюбился в меня, что хочет забрать меня отсюда. Он смотрел, как безумный, мне казалось, он и убить меня может. Господи…

Аайнар коротко рыкнул и прижал Микки к себе покрепче, утешая и давая понять, что никому не позволит обидеть его.

— Ты только не трогай его, — сдавленно шепнул Микки, уткнувшись лицом ему в плечо. — Он не виноват, правда? И только он может мне помочь.

— Я убью его, если он ещё тебя тронет. Не ходи из комнаты без меня, здесь безопасно, и со мной безопасно. Не бойся. Я буду рядом.

— Спасибо, — шепнул Микки, чувствуя, что успокаивается и расслабляется. — Он думал, я могу захотеть уйти от тебя, представляешь? — Аайнар снова низко утробно зарычал и собственнически стиснул омегу в объятиях. — Нет конечно, детка. Я всегда буду с тобой. Мне с тобой хорошо и спокойно, и я люблю тебя.

«Детка» самодовольно заклекотал, расправил могучие плечи, всем видом выражая гордость. Он любил, когда Микки хвалил его, говорил ему, какой он хороший, сильный, любимый.

— Я так доверяю тебе, — продолжал Микки, зная, как Аайнару приятны его слова. — Я знаю, что я для тебя некрасивый, что у вас матриархи сильны и бесстрашны, что они даже сильнее вас. И мне вдвойне сладко от того, что ты всё равно любишь меня, хоть по твоим понятиям я урод. И я знаю, что ваши матриархи не нуждаются в помощи и защите, потому что они сами сильны, но я нуждаюсь. И мне сладко от того, что ты будешь меня защищать, если потребуется.

— Я умру за тебя, если потребуется, — яут привстал и переложил омегу на постель, а сам улёгся рядом, преданно положив голову ему на колени. Микки принялся поглаживать чувствительные кожаные дредлоки, слушая, как Аайнар урчит от удовольствия.

— Я знаю, мой хороший. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — эхом отозвался Аайнар.

***

Калеб был ранен в самое сердце: его любовь, чистую и преданную, отвергли. И не просто отвергли, Микки оттолкнул его ногой, как бездомного пса, как какую-то презренную тварь, и убежал в ужасе. Да, Калеб убедился в том, что Микки боится его — его, а не своё клыкастое уёбище! Это был удар ниже пояса: поджидая омегу в тёмном коридоре, Калеб почему-то был уверен, что он ответит «да». Что в нём сыграет если не любовь, то тоска по Земле, и он согласится вернуться туда, а там уж дело за Калебом — он бы сумел очаровать его, ухаживал бы за ним, целовал бы ему руки и дарил цветы. Микки бы растаял, точно растаял бы.

Но он твёрдо ответил «нет» и побежал плакаться яутжу.

Калеб, долго просидевший на полу, поднялся, со всей силы пнул стену и взвыл от боли. Физическая боль отрезвляла и придавала злости и смелости. Микки предпочёл ему инопланетное чудовище, уродливую тварь. Микки, эта маленькая мразь посмела отвергнуть его, оттолкнуть его, когда он предлагал ему всё: любовь, заботу, ласку. Что же. Калеб почувствовал, как из самой глубины его души поднимается ненависть, глухая и беспощадная. Он уже знал, что сделает, он знал, как отплатит Микки за его презрение и грубость. Ведь убить ребёнка, принимая роды, так просто. А потом списать это на несчастный случай. Никто и не заметит, эти олухи не разбираются в медицине, ни Джош, ни тем более Аайнар, а Микки будет не до того. Ему вообще никто не даст мёртвого ребёнка, так что и он не увидит следов от скальпеля, едва заметных.

Калеб знал, что это подлость, но план был уж слишком хорош. Его отвергли и растоптали, и теперь он приготовился топтать в отместку, причинить столько же боли. Раньше, лёжа ночами не в силах уснуть, он представлял себе, как обнимает спящего Микки и целует его в затылок, как греет его маленькие ножки в своих руках. Он представлял себе их ребёнка: настоящего человечка, с головой, покрытой лёгким пушком, с голубыми глазками и маленькими пальчиками, полупрозрачными ноготками, с беззубым улыбающимся ротиком, воображал, как они будут гулять с коляской в парке, там, на Земле. Теперь его мысли занимал ребёнок яута: безобразный маленький монстр, которого ему, Калебу, надлежало убить своими руками. И пусть Микки не достанется ему, но он хотя бы будет также несчастен. Калеб представлял себе рыдающего от горя Микки, взбешённого яутжа, бледного от переживаний Джоша, и его разбирал смех. Он не даст этому маленькому выродку быть счастливым, он не даст шлюхе, которая сама подлегла под яутжа, родить его дитя.

Мысль о мести вселила в него надежду и уверенность. Он будто бы даже простил Микки его грубость, его страх, его презрение. Ему самому показалось, что его обида уже искуплена, и он даже подошёл к Микки и извинился за то, что настаивал и пообещал, что такого больше не повторится.