До встречи с тобой

Его глаза открылись, и он уставился в потолок. Музыка играла громко, в то время как тени ползли по стенам, когда серый день сменился ночью. В конце концов внутри и снаружи стало темно. Свет не горел, но его было достаточно, чтобы пробиться сквозь безжалостный снег прямо за стеклом.

Он не знал который час. Он не чувствовал ни голода, ни жажды. Тейлор лежал там, погрузившись в тексты песен, в боль, в потерю маленькой брюнетки, которая украла у него дневной свет.

Убежденный, что он спит, несмотря на то что его глаза были широко открыты, он остался лежать там, пустой. Он оставался там до тех пор, пока телефон не завибрировал и не рухнул на пол. Он оставался еще долго после того, как стук перешел в грохот. Он остался пока дверь не открылась и над ним не встали его начальник и Кэтрин. Она что-то говорила, но он ничего не слышал. Он ничего не слышал… пока музыка внезапно не оборвалась.

— Мистер Барретт, Вы в порядке? — Тейлор моргнул. Дважды. И их лица оказались в фокусе.

— Нет. Нет.

— Вы хотите, чтобы я вызвал скорую помощь, сэр?

— Это вернет ее обратно? — огрызнулась Кэтрин. — С ним все в порядке, Чак. Я разберусь.

Тейлор медленно сел, опустил ноги на пол. Его спина болела от долгого пребывания в одном положении. Он потер лицо и наблюдал, как Кэтрин закрыла дверь после того, как выпроводила Чака.

— Уходи, Кэтрин.

— Я не уйду. Что случилось? — Она оглядела помещение в поисках того же человека, которого искал он. — Это из-за той девушки?

— Да. — Он встал, раздраженный. — Убирайся.

— Перестань грубить. Я волновалась. Ты не отвечал ни телефон, ни открывал дверь, — сказала она.

— В следующий раз, пойми намек. — Она задохнулась, оскорбленная.

— Что на тебя нашло, Тейлор?

— Кексы с мармеладом, синие, зеленые, фиолетовые, красные ботинки и губы, которые могут заставить меня забыть себя, забыть мою болезнь и забыть тебя.

— Хорошо, хорошо. Ты в плохом настроении, но тебе не обязательно быть мудаком.

Он стоял перед большими окнами, скрестив руки на груди, расставив ноги, и его глаза были сосредоточены на чем угодно, только не здесь. Не зная, как долго он так стоял, он повернул шею и обнаружил, что затек. Когда он наконец обернулся, квартира была пуста. Здесь никого не было, кроме него, и он подумал, не спорил ли он с призраками. Войдя в свою спальню, он разделся и забрался под одеяло. Сегодня вечером он закрыл жалюзи перед сном.

ДЖУДИТ БОЛЕР всегда была окружена большим количеством денег, какое только могло быть — покупка домов, каникулы, одежда, учеба… всегда самые лучшее, только лучшее подходили для того, что касалось ее семьи. Поэтому, глядя на решетку, поднимающуюся вертикально вверх по ее окну, она улыбнулась. Прутья были из ржавой стали. Кремовая краска облупилась на внутренней стороне подоконника, а ее платье потерлось на завязках. Она глубоко вздохнула с облегчением. Воздух, которым она дышала, был спертым, и она подумала, не заблокировано ли вентиляционное отверстие. Оно было слишком высоко, чтобы она могла дотянуться, поэтому она осталась лежать на спине на голом матрасе, а пружины впивались в нее. Джуд обладала способностью часами лежать очень тихо. Вот как она оставалась в здравом уме. Вот как она выжила.

Не давай им ничего.

Не поддавайся им.

Борись.

Борись.

Борись.

Она перевернулась и посмотрела в пространство между металлической кроватью, прикрепленной к полу, и грязной стеной. Разжеванные, высохшие таблетки накапливались. Она взяла то, что ей было нужно. Она взяла белую. Розовые ей не нравились.

Восстановление после розовых таблеток было более трудным. Они затрудняли расшифровку деталей. Они касались только общей картины, моментов, потерянных под влиянием.

Еще один день. Продержаться. Еще один день.

Наконец наступила пятница. Семнадцатое января.

Джуд вошла в фойе и стала ждать, слишком слабая, чтобы в одиночку преодолеть путь наверх. Как и в любой другой раз, ее вернули в худшем состоянии. Роман взял ее за руку и помог подняться по большой лестнице. Она могла бы воспользоваться лифтом, но он знал, что она любит ходить пешком, чтобы восстановить силы, прийти в себя как можно скорее.

Дверь в ее спальню была открыта, кровать идеально застелена. Проклятые букеты издевались над ее возвращением, дразнили ее. Роман отпустил ее и поставил сумку на комоде. В нем были ее лекарства и зубная щетка. Больше ей ничего не разрешалось.

Она стояла там.

Они нашли кучу таблеток в ее комнате прошлой ночью и наблюдали за ней, заставили ее принять розовую таблетку в то утро. Она боролась внутри своего собственного тела, царапая скорлупу, которая сдерживала ее рассудок. Она закричала так громко, как только могла, но ее рот отказывался открываться.

Ощущение возвращалось медленно, сначала войдя в ее мизинец, и она пошевелила им.