До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник)

– Южная Америка, отряды по борьбе с боевиками наркобаронов…

– Да-да-да. Помню, был там такой конкистадор с израильским паспортом. Этого вы имеете в виду?

– Его.

– А что это он вам вспомнился? – удивился Гриб. – Я-то думал, что придушили его где-то давно – по-тихому так, по-хорошему, по-свойски… Слишком уж много крови за ним. Никому он стал не нужен. Отыграл свое.

– Я тоже так думал. Но мне сказали, что его видели в Париже. Не думаю, что он приехал сюда по музеям ходить.

Гриб озабоченно покачал головой.

– Если это так, то жди беды. Этот по мелочам размениваться не будет.

На какое-то время они замолчали. Каждый думал о своем.

По озеру к двум островкам, соединенным мостиком, лениво шлепая веслами, плыл на лодке какой-то человек в белой шляпе. Заметив, что Иноземцев и Гриб стоят и смотрят на него, человек снял шляпу и раскланялся. Иноземцев радостно помахал ему в ответ рукой. Гриб начал прощаться.

– Вы бегите-бегите, – не стал его удерживать Иноземцев. – А я еще погуляю, подышу воздухом! Я-то не на службе, человек свободный.

Он воздел руки к небу, блаженно, со стоном потянулся и проорал прямо в парижское небо:

– Свободен! Наконец-то свободен!

Глава 16 Виталий Карагодин La declaration d'amour Объяснение в любви

Из душа доносилось ее негромкое, беззаботное пение, похожение на мурлыканье.

Каридад-Карагодин… Карагодин-Каридад… Какое странное совпадение!

Так же странно и удивительно все, что между ними происходит. Солнечный удар… Вот именно – удар, от которого не спастись.

Все случилось как бы само собой, он даже не соображал, что делает. Первый день слежки за Ледниковым они проездили в машине практически молча. Карагодин лишь обратил внимание на то, что Каридад до дрожи напряжена, а лицо ее время от времени каменеет, словно она пытается совладать с собой. Сам он тоже чувствовал себя не в своей тарелке, особенно вспоминая те ужасы, что поведал ему о Каридад заклятый друг Тарас.

Надо сказать, Ледников им особого беспокойства не доставлял. Он или просто бродил по Парижу, засиживаясь подолгу в уличных кафе, или часами пропадал у своего приятеля в антикварном салоне «Третий Рим», или тоже подолгу сидел в квартире старого русского эмигранта Ренна. Ничего интересного или подозрительного. Правда, туда в это же время заезжала не кто иная, как жена господина президента. Жил Ледников в квартире на рю Дарю. Удалось выяснить, что квартира принадлежит тому же самому Ренну. И там тоже заметили жену президента. Из чего можно было сделать вполне определенные выводы…

Как-то ближе к вечеру они с Каридад сидели в машине, наблюдая за подъездом дома на рю Дарю, и Карагодин случайно коснулся ее руки. Каридад вдруг словно окаменела, а потом медленно повернула к нему лицо. Оно пылало страстью. Губы ее подрагивали. Не очень-то понимая, что делает, Карагодин притянул ее к себе и обнял. Она впилась в него, как дикая кошка.

Самое удивительное – они практически не разговаривали. Обменивались жестами, улыбками, внимательными взглядами, легкими прикосновениями. И в номере отеля, который он снимал уже давно для случайных встреч, тоже все происходило молча, они оба произнесли только несколько необязательных слов. Никаких тебе la declaration d’amour, все как во сне…

И вот теперь, лежа в постели и слушая ее голос, доносившийся сквозь плеск воды из душа, он пытался разобраться в своих чувствах и раздумывал о том, что сделает Зондер, когда узнает, что случилось. А узнает он обязательно, рано или поздно.

И первым, кто донесет на них, будет друг Тарас, который по-прежнему приглядывал за ним – то ли по приказу Зондера, то ли по собственному желанию, в неутолимом стремлении подставить Карагодина, доказать Зондеру, что он служит ему не за страх, а за совесть. Хотя какая там у Тараса могла быть совесть?

Она вышла из душа завернутая в полотенце. Ее смуглая, гладкая кожа еще была покрыта капельками воды. Она присела на край постели и уставилась на Карагодина своими непроглядно темными глазами. При этом она улыбалась чему-то своему. Сурово-безразличная ко всему, когда они были на людях, она словно сбрасывала с себя эту маску, если они оставались вдвоем.

Он так и не успел ее ни о чем спросить, потому что пропел какую-то странную мелодию ее мобильник. Она выслушала звонившего, тихо сказала по-испански «да» и быстро принялась одеваться. Ясно было, что звонил Зондер, никто другой не мог бы заставить ее так спешить. Спрашивать ничего он не стал, потому что знал – она все равно ничего не скажет.

Выспаться хоть немного ему не удалось – позвонил Тарас, сказал, что их вызывает Зондер и он ждет его в машине через час на площади Сталинграда.

– А что случилось? – зачем-то спросил спросонья Карагодин, хотя знал, что Тарасу ничего не известно.

– Вот там и узнаешь, – хихикнул Тарас, по своей гнусной привычке как бы на что-то намекая, запугивая.