Добердо

Каждое утро встаю рано и слежу за тем, как солнце из источника света превращается в источник тепла. Иногда с ужасом прихожу к заключению, что жизнь — это плен, где везде стерегут часовые с винтовками наперевес. На днях, блуждая среди гор, мы наткнулись на пограничного жандарма. Он отдал мне честь и озабоченно сказал:

— Убедительно прошу господина лейтенанта не гулять в этом направлении: здесь легко заблудиться и можно попасть на ту сторону.

Нас сопровождал неизменный Хексл, и, только когда он показался среди кустов, пограничник успокоился.

— Простите, господин лейтенант, я не знал, что с вами Хексл. Этот пес прекрасно знает границу, и с ним нельзя заблудиться. Он и отсюда никого не пустит и сюда не пропустит. Правда, Хексл?

Собака в ответ громко залаяла, и ее лай тройным эхом отдался в горах.

Странно расстроенные возвращались мы домой. Элла была молчалива, отвечала нервно. Может быть, она уже и тогда чувствовала себя плохо. Ведь Элла больна, да, больна. Как странно, что она больна, когда я здоров.

В первый день болезни Элла даже не подпустила меня к себе. За ней ухаживает фрау Дина. Чувствую себя Одиноким, целый день блуждаю вокруг дома. Только к вечеру предпринимаю небольшую прогулку до молочной фермы, откуда, забравшись наверх, можно видеть Мутлер. Элла очень любит смотреть туда. Ведь Швейцария — это Алексей.

В эти два дня, когда болезнь Эллы заперла нас в комнате, для меня многое сделалось ясным. Элла призналась мне, что у нее есть какой-то план относительно меня, относительно того, чтобы я не попал обратно на фронт.

— Фон Ризенштерн? — спросил я.

— Нет, нет, совсем другое. Я жду письма. Когда оно придет, мы поговорим с вами, Тибор. А теперь сиеста.

Мне иногда кажется, что Элла просто играет со мной. На третий день болезни она вышла со мной на балкон, но была еще слаба и бледна, хотя она исключительно сильная женщина.

Мы сидим у окна. Через стекло светит слабое сентябрьское солнце. Элла еще не получила письма, но я не расспрашиваю ее.

— Вы знаете, о чем я думала, Тибор?

— Да?

— Мне сейчас показалось, что я, собственно говоря, неправильно поступаю. Может быть, я вам уже надоела, может быть, стала для вас совершенно лишней.

— Интересно. Продолжайте.

Вдруг дверь распахнулась, и бомбой влетел Рудольф.

— Почта! Фрейлейн, герр лейтенант! Письмо, телеграмма!

Письмо было от отца. Когда я увидел округлые буквы Матраи-старшего, меня охватило жгучее желание еще раз увидеть моих стариков, обнять их и дать им понять, что сын не забыл их. Элла стояла мертвенно-бледная.

— Что случилось?

— Читайте. — Она протянула мне телеграмму. — Боже мой, боже мой, что же будет? Ведь я еще не получила ответа.

В телеграмме доктор Керн извещал нас, что находится в Бозене и завтра навестит нас.

— Он приедет за мной, — сказал я с отчаянием.

— Нет, это невозможно! — закричала Элла и покраснела. — Мы никуда отсюда не поедем. Вы еще не отдохнули, Тибор. Куда вы торопитесь?

— Я? Что вы, Элла? Я никуда не тороплюсь.

Телеграмма сделала свое дело. Элле стало хуже. Но она продолжала распоряжаться:

— Когда он приедет, вы встретите его в халате, опираясь на палку.

— Да ведь я поломал палку, когда начал себя лучше чувствовать.

— Ничего, мы достанем другую. Надо симулировать, надо симулировать. Ну-ка, позовите фрау Дину, я ее проинструктирую. Хотя нет, не надо. Знаете что? Спрячьте подальше этот чемодан с вещами, чтобы его не было видно. Так, как, хорошо.

Я провел тревожно ночь. Утром во двор въехал экипаж с гостями. Доктор Керн был весьма удручен болезнью Эллы, но и от моего состояния не пришел в восторг. Действительно, я выглядел ужасно после бессонной, беспокойной ночи. С Керном приехал главный врач бозенского гарнизона, очень симпатичный человек с обер-лейтенантскими нашивками. Он установил у Эллы истощение нервной системы и запретил всякое напряжение и волнения. У меня же констатировал улучшение по сравнению с тем состоянием, в каком видел меня в последний раз. Я признался, что совершенно не помню, чтобы он меня когда-нибудь осматривал. Доктор засмеялся и похлопал меня по плечу.

— Да, мой друг, ничего хорошего я от вас тогда не ожидал. Надо признаться, что если бы не вант молодой организм…

Керн буравил меня глазами, щупал мои мускулы и тоже похлопывал по плечу.

— Эрцгерцог уже несколько раз запрашивал о вас. Ах, мой молодой друг, вас ожидает очень недурное будущее. Сейчас нужны именно такие храбрые и настойчивые люди. В шестом ишонзовском бою погибла масса народа, даже командиров батальонов и полков похоронили больше десятка. Некоторые из них лично шли в атаку.

— А вы что же, доктор Керн? — спросил я с деланным простодушием.

Но Керна было трудно смутить.

— Я? Да что вы, кому нужны такие никчемные типы? Кроме того, дорогой лейтенант, я и на своем месте сумею быть полезным, — ответил он с кислой улыбкой.

Я становился все мрачнее и мрачнее и наконец добился того, что Керн перестал говорить о войне. Он стал расспрашивать, в чем мы нуждаемся. Элла была с ним очень мила и просила не торопить меня с отъездом.

— Как видите, мы поменялись ролями: теперь он за мной ухаживает.