Добердо

— В уставе, господин лейтенант, есть такой пункт: если приказ явно противоречит прямым интересам армии…

— …подчиненный имеет право подать рапорт через голову непосредственного начальства. Ну, дальше.

— Ведь нам, господин лейтенант, никто не запрещал наблюдать и контролировать противника.

— Это верно.

— У меня есть предложение, господин лейтенант: для интенсивности наблюдения…

— Большую контрмину?

— Так точно.

— Нет, это невозможно. Кроме того, вы говорите, что работа уже настолько продвинулась…

— Да, господин лейтенант, положение очень серьезное.

— Бурение слышно?

— Теперь редко. Больше слышна выемка породы. Вчера вечером Кирай сообщил мне, что у одного из поворотов хода сообщения под горой он видел целую кучу мешков из-под цемента.

— Из-под цемента? Может быть, просто мешки для бруствера?

— Нет, господин лейтенант, мешки из-под цемента очень легко отличить от брустверных мешков, у них и форма другая, и размер, и окраска.

— Ну, и что это, по-вашему, означает?

— Для работы по подготовке фугаса, господин лейтенант, цемент необходим, но необходим в последней стадии работы, когда начинается замуровывание снаряда.

Торма вскочил.

— Я тоже видел эти мешки. Они сейчас там лежат.

Мы замолчали.

— Ладно, Гаал. Сегодня вечером мы решим, как быть. Вы пока продолжайте наблюдение, а завтра, может быть, в самом деле приедет эрцгерцог.

Гаал отвернулся.

— Ну, Гаал, — воскликнул я, — не будем распускаться!

— Это не паника, — взволнованно сказал Торма, — это факт, господин лейтенант. Ты понимаешь?

* * *

Шпрингер еще вчера ушел в штаб бригады, а сегодня со мной распрощался Дортенберг. Он отправляется в штаб дивизии, где ему предложили должность по хозяйственной части.

После обеда без всякого усилия над собой я зашел, к Арнольду. Чутора и Фридман встретили меня очень радостно.

— Есть кто-нибудь у господина обер-лейтенанта?

— Нет, только фельдфебель Новак.

Когда я вошел, Новак взглянул в мою сторону и заметно смутился.

— Продолжайте, Новак, — сказал Арнольд, когда я сел.

— Остальное не к спеху, господин обер-лейтенант, — пробормотал Новак. — Не буду мешать вашему разговору. Я могу прийти и позже.

Арнольд посмотрел на фельдфебеля.

— Ну, говорите о том, что не к спеху. Господин лейтенант подождет, пока мы кончим, не правда ли? — обратился он ко мне.

— Конечно, — подтвердил я, устраиваясь так, чтобы лучше видеть Новака, но притворяясь, что меня нисколько не интересует происходящий разговор.

Новак пришел в еще большее замешательство. Он сжимал под мышкой завернутый в газету солдатский хлеб, а в левой руке держал маленькую записку, в которую временами заглядывал.

— Если разрешите… — неохотно начал он.

— Да, пожалуйста, — кивнул Арнольд.

— Эти наблюдения, господин обер-лейтенант, я произвожу уже давно, но ничего не мог точно установить до сегодняшнего дня.

— Что ты скажешь, — обратился вдруг ко мне Арнольд, — за сегодняшнюю ночь у нас опять четверо раненых. Если так пойдет дальше, то к смене моя рота сократится до половинного состава.

— Так точно, — подтвердил Новак. — И если мы еще прибавим тех, которые записались к врачу…

— Какие ранения? — спросил я.

— Два в плечо, одно в руку и четвертое в ляжку, — ответил фельдфебель.

— А где они были ранены?

— У латрины номер семь.

— Надо было закрыть это заведение, — сказал я горячо. — Вообще этот гуано-реванш нам совсем не к лицу. Ранения, очевидно, вызваны тем, что итальянский снайпер хорошо пристрелялся к этому месту и палит при появлении каждого живого существа. В результате у нас раненые и убитые.

— В том-то и дело, господин лейтенант, что за все время пребывания здесь из девятнадцати случаев только один смертельный, — почтительно возразил Новак.

Арнольд громко рассмеялся.

— Так ведь это очень хорошо, Новак, что нет смертельных случаев.

— Прошу прощения; господин обер-лейтенант, как раз в этом и заключается все дело. Как я уже докладывал, на основании наблюдений у меня появилось подозрение, что в латрине номер семь, находящейся далеко впереди и стоящей уединенно, очень удобно заниматься самоувечьем.

— Ну, Новак, — прервал его Арнольд, — пока вы не можете подкрепить свое подозрение конкретными данными, об этом лучше молчать.

— Потому-то я и забрал солдатский хлеб, господин обер-лейтенант, чтобы подкрепить им свое подозрение.

Фельдфебель вынул из газеты хлеб и положил его на стол.

— Прошу прощения у господина обер-лейтенанта и господина лейтенанта, хлеб не очень хорошо пахнет, — сказал Новак смущенно, — так как я извлек его из латрины, куда он был брошен злоумышленником.

Хлеб и без объяснения Новака говорил сам за себя.

— Извольте посмотреть сюда, — сказал фельдфебель, указывая на середку хлеба, где была отчетливо видна обугленная дыра, — это место выстрела.

Новак повернул хлеб, другая сторона его была разодрана.

— Извольте видеть.

— Это еще не доказательство, — спокойно сказал Арнольд.