Добрая фея короля Карла

Кое-как они дошли. Аселен уже еле держался на ногах. Урсула молча наблюдала за ним. Все так, как и должно быть. Но это еще долго, а она не хотела ждать. К ней в дом пришел враг, и уйти отсюда живым он не должен. Что делать дальше, она знала. И она торопилась. Скорее… Смотреть на него нет сил; любоваться будут волки.

– Сюда, сынок. – Рукой она указала на охапку сена в углу. – Ложись, устал ты…

Аселен снопом повалился на пол.

– Ты обещала воды…

– Потерпи немного. Лихорадка у тебя; вода не поможет. Есть у меня снадобье…

– Давай скорее!

Ему все тяжелее становилось дышать. Он распахнул ворот куртки. Взгляд беспокойно бегал по потолку, цеплялся за стол, кровать неподалеку, за очаг, где старуха колдовала над мисками и горшками. А она тем временем сняла крышку с кастрюли, зачерпнула ковшом густую темно-коричневую массу, вылила ее в миску с водой, стала помешивать деревянной ложкой, что-то одновременно подсыпая. В кастрюле этой она держала отвар. Он убивал, но он же и лечил. Тряпицей, смоченной в нем, она мазала ноги, чтобы не ныли по ночам, и шею, чтобы не болела и голова поворачивалась без боли. Это был тот самый отвар, которым Эльза пропитала тунику, но там концентрация яда была мала, здесь – максимальна. Тряпицу эту Урсула частично обезвреживала противоядием. Средство действовало, снимая любую боль, возвращая желание жить; но, попадая внутрь, оно убивало все живое, исключая крупного зверя…

Она вылила из миски в тот же ковш, бросила подсластитель. Не понимая, что она делает, Аселен смотрел на нее и жалобно стонал, прося пить. Она подала ему ковш. Он жадно приник к нему губами…

Она ждала. Это должно подействовать быстро, она знала; у того, кто лежит на полу, не оставалось даже минуты, чтобы помолиться, попросить Бога забрать к себе его душу. Вот и хорошо: гость – добыча дьявола, достаться должна ему. Она хотела отвернуться, но не смогла пересилить в себе желание увидеть чудовищный оскал смерти, пусть даже она вошла в ее дом. Как вошла, так и выйдет. А зрелище, которого ждала старуха, лишний раз даст доказательство ее правоты, конца, отмеренного ею в вихре времени…

И он наступил в строго установленный ею час. Аселен протянул руку с ковшом и вдруг замер, выронив ковш и вытаращив глаза. Шарф съехал, и он увидел косой шрам на шее у старухи!.. А ведь он знал, ему рассказывала посудомойка, уверяя, правда, что старуха та давно мертва.

– Резаная Шея!..

То были его последние слова. Он задрожал, забился в судорогах и, уставившись на старуху, резко приподнялся; руки потянулись к горлу, стали царапать его, рот широко раскрылся, язык вывалился. Он хотел еще что-то сказать, по всему видно, даже закричать, но не смог: жизнь уже покидала тело, оставив ему всего несколько секунд для того, чтобы конвульсивно забиться ногам, стуча пятками по полу. Миг – и секунды эти истекли. Ноги успокоились навсегда, а тело бессильно упало. Одна за другой, как отсеченные от дерева ветви, отвалились от горла руки и попа́дали на пол, белые, безжизненные. Таким же было и лицо, лишившееся притока крови, умершей на полпути, точно магма, что стекает по склону горы и застывает на нем.

Урсула молча смотрела и мелко кивала, отвечая собственным мыслям: она не ошиблась, все произошло именно так, как и говорил об этом некогда живший с нею парижский палач. Лицо белее мела, широко раскрытый рот, остекленевшие глаза…

Неторопливо и спокойно, словно выполняла повседневную работу, Урсула взяла веревку, пропустила ее под мышками у трупа, связала узлом у подбородка и открыла дверь. Лес глядел на нее, ожидая, что она предпримет дальше. Он готов был ко всему – не первый мертвец упокоится в его недрах и не последний. Но когда увидел, как старуха выходит из дома и волочет за собой на веревках тело, – застыл, пораженный, но готовый исполнить все, что ни пожелает та, которая любила его одного. А она тем временем, перебросив обе веревки через плечо, согнувшись, медленно побрела в чащу. Куда – знали только лес и она, часть его самого, сросшаяся с ним. Тяжело было тащить, но лес не знал, чем помочь, и лишь наблюдал, как чертят по тропинке, ведущей к источнику, две пятки, рыхля землю. Не доходя до родника, Урсула свернула с тропинки и, не отдохнув, пошла дальше – все так же не спеша, буднично, точно волокла за собой дрова. Дорогу ей вскоре преградил овраг – глубокий, с отвесным склоном. Здесь и настал конец пути. Отвязав веревку, Урсула за ноги подтащила труп и сбросила его в пропасть. Он полетел по камням и песку, невообразимо кувыркаясь, и застыл внизу, наткнувшись на кочку.

Неподалеку послышался заунывный волчий вой…

Глава 21 Второй пункт плана

Аббата Ла Гранжа что-то взволновало. Обычно сдержанный, неторопливый, он на сей раз неожиданно, решительным шагом вошел в кабинет канцлера. Кроме Жана де Дормана, там был его брат Гийом. Оба выразили удивление.

– Что случилось, аббат? На вас лица нет! Папа отдал приказ закрыть бордели в Авиньоне? Кардинал Амьенский решил отдать все свое золото еретикам?