Добрая фея короля Карла

– Я говорил с ним. Он сказал, что не только воспротивился бы союзу Фландрии с Плантагенетом, но и выдвинул бы на место Эдмунда своего брата Филиппа и этим устранил бы угрозу королевству с севера. У него есть хороший союзник – тот, что в Авиньоне; с позиций Церкви папа заставил бы Эдуарда отказаться от своих планов, узрев, к примеру, родство между принцем и дочерью Людовика Мальского.

Наступившая тишина была красноречивее всяких слов. И все понимали, что она означала. Осталось высказаться – решительно, без права на отступление, и каждый был готов сказать последнее слово. Как правило, ждали, кто первый.

Д’Оржемон неожиданно пожелал уточнить:

– Отчего Людовик Мальский решился на этот союз с англичанином? Его отец всегда был на нашей стороне.

Ему ответил прево:

– Они давно дружат; их связывает шерсть. Что такое Фландрия без сукна? Пустой звук.

– А Маргарита, бабка невесты? Какова ее позиция?

– Она ненавидит англичан. Как патриотка, она, конечно же, против этого брака.

На этот раз прево был короток и снова прав. В Кале, когда заключали договор о мире, Эдуард III помирился с Людовиком Мальским; мало того, они подружились, хотя и не без корыстных побуждений: Плантагенету был нужен такой союзник, Людовику – такой поставщик шерсти. Торговля – вот ключ к разгадке. Отец Людовика, граф Неверский, был верным вассалом короны. Однако это послужило ему во вред: поставки сырья из Англии прекратились, вельможи и города отвернулись от него, одна за другой прокатились по графству гражданские войны. В битве при Креси Людовик Неверский погиб. Сын не пошел по стопам отца и решил поднять пошатнувшийся престиж графской власти. Для этого требовался союз с горожанами, была необходима поддержка сукнодельных городов. Мотив: сближение с Англией, поставщицей шерсти. Место «этапа» – Кале. Вот откуда антифранцузская политика Фландрии.

– Словом, – подвел итог Дорман, – Франции снова угрожает опасность, на этот раз с севера.

– Да, пока страной будет править ничтожный монарх.

– Нам не хватало еще потерять Бретань. Что-то долго нет Гастона; хотелось бы знать, что там происходит. Дала ли Жанна отпор своему кузену, герцогу Бретани?

Глава 5 Король ночных улиц

Тем временем четыре человека пробирались темными парижскими трущобами к Вдовьей часовне. Впереди фонарщик освещал путь, за ним – клином – следовали его спутники. Все закутаны в плащи, на лице одного из них маска. У двоих шляпы с короткими полями, длинные волосы – признак незнатного происхождения; третий прячет голову и лицо под капюшоном. На фонарщике берет.

С минуту они шли молча, неторопливо, изредка бросая пытливые взгляды по сторонам. Тот, что сзади, в кольчуге, с мечом, неожиданно догнал провожатого:

– Самое время исчезнуть: можно напороться на стражу. Слева проход, нырнем туда; часовня уже недалеко.

Фонарщик заколебался, бросил опасливый взгляд в том направлении:

– Место безлюдное, темное…

– Да ведь у тебя фонарь.

Старик покашлял в кулак:

– Я не о том. Разбойники грабят не только на дорогах, они не стесняются заниматься этим даже под носом у короля. В городе орудует шайка Бычьей Головы…

Мечник кивнул в сторону темного переулка:

– Полагаешь, там может быть засада? Недалеко ворота – услышит стража.

– Была ей охота вмешиваться. Они на работе.

– И все же нам надо туда. Веди нас!

Они пошли по маленькой темной улочке Крохотной Нивы, достигли перекрестка и вышли на длинную улицу Милого Местечка, ведущую в квартал Сен-Мерри. До следующего перекрестка около пятидесяти шагов, всего два дома пройти, и когда они миновали переулок Менестреля, внезапно услышали позади топот ног и негромкий грубый голос:

– А ну, стоять! Ни шагу дальше! Денежки, господа хорошие, да поживее, не то услышит стража. Нам-то что, нырнули – и нет нас, а вот вам придется туго: после тушения огней бродить по городу запрещено.

Их было всего трое, – непонятно, как рискнули напасть на четверых. Но тут все стало ясно.

– Фонарщик, уходи, с тебя взять нечего.

Тускло, при неверном свете блеснули лезвия ножей. Двое путников мигом выхватили мечи, и завязался бой. Третий остался стоять в стороне, скрестив руки на груди и наблюдая. Потом вынул кинжал.

Разбойники опешили, явно не ожидая такого оборота дела: мечей не видно было в темноте. Идти с ножом против меча – все равно что в простой однокольцевой кольчуге против стрелы. Они попятились. Один оказался недостаточно проворным и упал, схватившись руками за голову. Другой крикнул:

– Черт бы их побрал, да это рыцари!

– А-а, из тех, кого не добили при Пуатье?

– Уходим, Баллед[22], нам здесь не светит.

И, видя, что один из ночных путников уже взмахнул над ним мечом, грабитель пустился наутек. Но третий, с повязкой на глазу, остался, рыча и скаля зубы. Он ловко увертывался, не желая признавать поражение и даже надеясь самому атаковать, но получил сильный удар плашмя по голове и присел, выронив нож.

– Будь я проклят! Моя голова не подводила меня, даже когда по ней били железной перчаткой или щитом, недаром меня зовут Бычья Голова; но нынче она подвела.

В грудь ему уперлось острие клинка.