– Я так и знал! – воскликнул Гуго. – На них напала шайка Бычьей Головы! Как же вам удалось уцелеть? Квартал кишит этим нищим сбродом, к тому же они вооружены.
– Среди них есть настоящие рыцари. Между прочим, избавить город от этих бродяг – дело прево, не так ли, мессир Гуго? Королевского прево[23].
Гуго Обрио запыхтел, но, виновато разведя руками, ничего не ответил. Анна перевела взгляд.
– Однако мы собрались здесь вовсе не для того, чтобы рассуждать о том, что происходит в Париже, и избавлять следует не город, а все королевство, на которое нынешнему монарху ровным счетом наплевать. Об этом шла у вас речь до нашего прихода, не так ли? Именно королю мы, знатные люди и патриоты отечества, вменяем в вину его никуда не годное правление с цепью роковых ошибок, которые привели к разрухе, нищете, голоду, физическому и моральному упадку державы! И я пришла сюда, чтобы судить этого ничтожного монарха, как судили его только что вы все, и вынести ему справедливый приговор.
Присутствующие в восхищении глядели на бывшую фаворитку короля. Женщина незаурядного ума, она умела заставить верить ей, повести за собой, стать во главе движения или заговора. Ее место в кулуарах дворца, в постелях королей, а она прозябает в своем замке, заброшенная, всеми забытая. Историю этой дамы все хорошо знали, поэтому ее позиция по отношению к королю была ясна; приговор, не будучи оглашенным, уже читался на этом строгом лице, в словах этой женщины, и приближенные дофина с нетерпением ждали ее сообщения. Она посылала нарочного, чтобы предупредить их всех: у нее есть план!
Анна оглядела советников принца холодными глазами.
– А теперь коротко расскажите, о чем велась беседа. Я должна понять, готовы ли вы к свержению тирана и глупца.
И они вкратце поведали ей о том, что волновало умы не только их, но и всех, кто видел недомыслие Жана II, его неспособность к управлению государством и, быть может, нежелание выводить страну из тисков кризиса, в которые он сам же ее загнал. Голоса звучали гневно, они обличали, корили, и Анна поняла: она в обществе тех, кто думал так же, как она, так же был недоволен и жаждал одного: наказания.
Она слушала молча, сжав зубы, устремив взор в одну точку на столе. В этих глазах горела решимость, вспыхивали искры долгожданного отмщения; сжатые в кулаки пальцы с хрустом шевелились. Вся ее поза, казалось, говорила о том, что она настроена категорично в отношении того, за чьей жизнью сюда пришла. Она выстрадала свою мечту! Пробил час мщения! И она читала это на лицах присутствующих, слышала в их, полных возмущения, словах. Она все поняла, ей больше не надо было ничего объяснять. И еще в одном она была уверена: тривиальные методы здесь не годились. Не в силах уже сдержать себя, она резко поднялась, гордо вскинув голову:
– Этот человек заслуживает только одного: смерти!
И села. Взгляд побежал по лицам: одно, другое, третье… Никто не отвел глаз: здесь не было малодушных, сомневающихся; решалась судьба королевства – земли, которая взрастила их. Отступить от того, за чем они сюда пришли, значило предать.
Взгляд остановился на прево.
– Вопрос в том, как это сделать, – горячо заговорил тот. – Его нельзя ни сослать, ни заставить отречься, ни упрятать в тюрьму: всегда найдутся сторонники существующего порядка. Значит, король должен умереть. И его есть кому заменить.
– Именно так, – заволновались присутствующие, шумно выразив одобрение при последних словах.
– Сделать это во дворце невозможно, и тому имеются причины, – продолжал прево. – Карл Наваррский немедленно воспользуется траурными настроениями и нападет на Париж; вдвоем с Эдуардом они станут делить Францию. Противостоять мы не сможем: сил нет, войско деморализовано; солдаты до сих пор клянут власть и рыцарей, с которыми не желают больше идти в битву. Следующее: всем известно, как мнителен Жан Второй, повсюду ему мерещатся заговорщики с кинжалами, ядом в руках. Малейшее подозрение вызывает у него приступ бешенства, а навести его на эти подозрения есть кому: Робер де Лоррис, Симон де Бюси, де Тюдель – его советники и их шпионы. На каждого из нас они давно косятся, вот-вот нашепчут своему господину, что готовится заговор. Это присоски гидры; покончив с нею, мы уничтожим и их.
– Верно, Гуго! – вскочил Жан де Вьенн. – Встречаю как-то в галерее Лорриса. «Ах, бедный наш государь, как мне его жаль! Подумать только, вчера проиграл конюшему в шахматы, и это обошлось ему в двадцать ливров золотом. А вы что скажете, маршал? Ну пожалейте хоть вы нашего короля». Бог свидетель, как хотелось мне заехать в морду этому узкоглазому иностранцу, а заодно и его хозяину, и Он же не даст соврать, каких усилий стоило мне не сделать этого.
– Что же вы ответили Роберу? – полюбопытствовал аббат. – Бог, надеюсь, вразумил вас надлежащим образом?