Добрая фея короля Карла

Следом вошел еще один; закрыв за собой дверь, запер ее на ключ, оставив его на месте. Потом повернулся. Едва маска слетела с лица, принцесса вновь воскликнула, недоумевая:

– Пьер д’Оржемон, советник судебной палаты парламента!

– Мы – те, кого вы ждали, мадам, – произнес маршал, бывший любовник принцессы, которому она нашла замену.

– Но я никого не ждала…

– Вы разве не получили письма?

– Оно ни к чему меня не обязывает.

– Напрасно вы так думаете. Жену не может не беспокоить судьба мужа, больше того, его жизнь.

– Что это значит, маршал?

Гость помедлил, огляделся вокруг, остановил взгляд на бледном и взволнованном лице принцессы де Блуа.

– Мы одни? – осведомился он негромко. – Сюда никто не может войти?

– Даже моя камеристка, пока я не позову ее.

– Надеемся на это.

– Час поздний, господа, и мне хотелось бы знать цель вашего визита.

– Вот именно, час поздний, а потому никому не придет в голову беспокоить вас, теперь уже нас. Вы позволите нам сесть, мадам? Разговор, как вы понимаете, предстоит долгий и серьезный.

Мария повела рукой в сторону скамьи у стены, накрытой желтым сукном и поверх него войлочными подушками; сама села в кресло напротив.

– Ваш супруг, мадам, как известно, находится в заточении по прихоти вашего свекра, короля Жана Второго. Неблаговидный поступок со стороны отца, вы не находите?

Мария насторожилась. Ей, как и всем, был хорошо известен неуравновешенный нрав короля, его припадки бешенства. Одно неверное слово – и можно лишиться всего, даже жизни. Она ответила с позиции покорной снохи:

– Его величеству виднее, он король. Его действия не обсуждаются, ибо ведут в конечном счете к благосостоянию державы. Подданным монарха остается лишь подчиниться.

– Ответ послушной жертвы, но одновременно и умной женщины, – заметил д’Оржемон.

– Согласен, – отозвался маршал, – но речь идет о сыне короля, и поступок этот не может не казаться вам предосудительным, мадам. Не отвечайте: ваши слова снова окажутся неискренними. Но оставим в стороне поступок отца, вместо себя засадившего в тюрьму своего ребенка; поговорим о свекре, который на два с лишним года отнял у молодой принцессы Бретонской ее мужа. Что вы теперь скажете? Не думаете ли вы, что такое поведение по отношению к снохе отдает, мягко говоря, свинством?

– Я уже привыкла ждать, – негромко молвила Мария, придерживаясь прежней позиции.

– От дурных привычек следует избавляться, мадам, как и от назойливых любовников, не правда ли? Но не волнуйтесь, мы пришли не для того, чтобы обвинить вас в любовной связи с маркизом де Шан-Вераном, с которым вы расстались в прошлом году, и с виконтом де Поркером, который навсегда исчез из вашего поля зрения не далее как с неделю тому назад. Сие не подлежит огласке, и мы с советником судебной палаты вовсе не намерены – пока что, во всяком случае – ставить в известность вашего свекра о недостойном поведении его снохи.

В голове у графини де Гиз молнией мелькнула мысль: маршал мечтает отомстить ей. Подлил масла в огонь д’Оржемон:

– Возымей мы такое желание, вас давно бы уже не было здесь и двор навсегда бы забыл о герцогине Анжуйской.

Мария почувствовала, как у нее проваливается сердце. Именно этого она всегда боялась. Проклятый королевский дворец! Логово шпионов. А она-то думала, что всех обвела вокруг пальца. Не иначе как это Поркер разболтал на пьяной пирушке… Негодяй!.. Но эти двое, по-видимому, пришли сюда не за этим, и их вступление – лишь небольшой шантаж. Значит, дальше последует просьба. Чего же они хотят от нее?

– Мы пришли сюда затем, мадам, – словно отвечая на ее вопрос, вновь заговорил де Вьенн, – чтобы устранить, скажем так, несправедливость, допущенную по отношению к вам, ибо то, что совершил король, иначе как бестактностью и жестокостью не назовешь. С этого момента прошу вас, графиня, считать нас своими друзьями. Разумеется, все это лишь голые слова, но то, что вы сейчас услышите, должно вызвать у вас доверие к нам. Повторяю, если вы еще не поняли: мы пришли не как шпионы, а как друзья, которые искренне хотят помочь тому, кто попал в беду.

– Вы считаете, значит, что я попала в беду?

– И вы, и ваш супруг. Для чего он женился на вас? Чтобы вы уже третий год ходили во вдовах при живом муже?

– Третий и, судя по всему, не последний, – прибавил д’Оржемон. – Вы разве не видите, что король не торопится с выкупом? Не замечаете, как он тратит деньги, выжатые с обнищавшего народа, с парламента, с вассалов, со всех провинций и деревень?

– Так сколько лет еще придется ждать вам из заточения своего супруга? – не удержался от сарказма де Вьенн. – Год, два? Может, пять или десять? Так недолго и состариться, а ведь женщина стареет быстро: от тридцати лет до сорока лицо начинает покрывать сеть морщин – и вот уже дама никому не нужна, она теперь всего лишь дуэнья.

– Но это в худшем случае, – подхватил д’Оржемон, – а в лучшем она – бабка с внучатами на руках. Но чтобы иметь внучат, нужны свои дети, а у вас их нет и не может быть.

– Не может быть?! – вскричала графиня де Гиз, вскакивая. – Как вас понять? С чего вы взяли?..