Добрая фея короля Карла

Теперь Мария уверилась в том, что эту опасную игру затеял дофин Карл. Ах, он вообще был выдумщик и отличался умом, не то что его отец.

Она поймала себя на том, что с губ вот-вот начнут срываться вопросы, один за другим. Но нет, надо вынудить гостей раскрыть карты, хотя видит Бог, как затрепетало ее сердце при одной только мысли, что муж окажется наконец с нею рядом. И уж тогда – к черту Париж и этот дворец! Они уедут куда-нибудь, хотя бы к себе в Анжу… Но, собственно, почему?.. Ведь Эдуард потребует, чтобы пленник вернулся! Вот и исчезнет с глаз ненавистный, деспотичный свекор… Да, но скоро вернется. Ах, упросить бы дофина, чтобы не торопился с выкупом за отца…

Мыслям было тесно в голове. Они роились, толкались, обгоняли одна другую, даже дрались, желая каждая взять верх, и Мария стиснула ладонями виски, чтобы угомонить вихри догадок, призвав на их место вопрос, который тотчас сорвался с губ:

– Что нам надлежит предпринять для спасения моего мужа, господа?

– Ну наконец-то, мадам, черт вас возьми! – не сдержался маршал, увидев разительную перемену в поведении, в выражении лица графини. – До каких же пор вы будете принимать нас с Пьером за клевретов короля? Ведь вы дофину как родная сестра и всякий раз, как встречаетесь, видите рядом с ним нас…

– Это правда! Еще аббата Ла Гранжа, прево, ну и конечно же, Дормана! – подхватила, расцветая легкой улыбкой, Мария.

– Так какого же черта, герцогиня?! И это еще мягко сказано, поймите. Будь на моем месте Дорман, вам пришлось бы заткнуть уши.

– О, мне ли сомневаться? – шире улыбнулась графиня Мэна. – Эти двое – я имею в виду его друга Ла Ривьера – ругаются как настоящие сапожники; аббат всегда приходит в ужас. А вообще Гастон такой веселый и милый…

– Сейчас не об этом, мадам.

– Да, да, я вас внимательно слушаю. Говорите, что придумал дофин для спасения моего мужа и своего брата. Но вначале простите меня… Вы же понимаете: атмосфера всеобщей подозрительности… не двор, а настоящий осиный рой; нипочем не узнать, с какой стороны подкралось жало. Да и перебегают, сами знаете, то от короля к дофину, то наоборот. Две партии, точно два врага. Но теперь я верю, что вы мне не враги: глаза у вас не бегают, вы их не прячете, да и льстивых улыбок нет на губах вместе со сладкими речами. Не правда ли, это замечается и режет слух? Вмиг распознаешь соглядатая. Однако к делу, господа. Говорите, маршал, я так и не дала вам высказаться.

– Вы, конечно, знаете, Мария, что скоро большой церковный праздник – день святой Анны, матери Богородицы. Вашему супругу захочется поехать на поклонение Деве Марии, больше того, это вменено ему в обязанность как верному сыну Церкви. В Кале есть собор, а в тюрьме – капелла; все, казалось бы, просто – зачем далеко ходить? Тем не менее придется, ибо ни одно творение не сравнится с величественной красотой Богоматери в Булони. Вы, наверное, помните: подземная часовня, там гроб, а наверху, у алтаря, – бюст Девы. На плечах у нее мантия, голова повязана платком, глубокий вырез на шее, а у груди спящий младенец – ее сын Иисус (Мария истово перекрестилась, прошептав: «Sancta Maria!»). Слева и справа парят в облаках два ангела, взгляды их направлены на дитя; туда же смотрит мать.

– Да, я знаю, не раз мы с матерью и отцом преклоняли колена у Богородицы. Она величава и так прекрасна! Артуа, Пикардия, Понтье – все съедутся в Булонь, дабы лицезреть и поклониться до земли матери Господа нашего.

– Теперь вы понимаете, герцогиня, что Людовику Анжуйскому захочется быть там, где и все, а не созерцать в такой день голые стены своей тюрьмы, слушая гнусавого капеллана. Во всяком случае, он должен этого захотеть, и это – первый пункт плана по его освобождению.

– Понимаю, но для этого его должен отпустить в Булонь епископ Кале.

– Узнику надлежит обратиться к его преосвященству с такой просьбой. Однако это должно еще прийти ему в голову, верно ведь? Стало быть, кому-то необходимо подать ему эту мысль, не так ли?

– Эту миссию следует доверить прелату, не ниже, – сообразила Мария.

– Поручение выполнит аббат Ла Гранж – лицо духовное, из Парижа, вне всяких подозрений. Кто запретит святому отцу войти к заключенному, дабы тот исповедался «своему» аббату и помолился вместе с ним о спасении души и скором освобождении из плена? Вот тут посетитель и скажет узнику, чтобы тот упросил епископа отпустить его под честное слово в Булонь на поклонение Богоматери. На этом миссия Ла Гранжа кончается; дело переходит в наши руки.

– То есть мои?