Барон Робер де Лоррис не отличался большим умом, однако занимал пост главного распорядителя двора; он рассматривал утверждение кандидатов на придворные должности, подавал списки королю. Без сомнения, это немало способствовало его обогащению, если к тому же принять во внимание, что ему подчинялись королевские службы: главный кравчий, хлебодар, виночерпий – почетные должности при дворе. Другой корыстолюбец – великий камергер Симон де Бюси. Этот ведал покоями короля и его трапезой, снабжением двора и финансами; ему подчинялся весь обслуживающий персонал: камердинеры, гардеробщики, меблировщики, цирюльники и т. д. С этими двумя делили барыши коннетабль Ги де Шатийон (весьма посредственный военачальник, любивший запускать руку в государственную казну), обер-церемониймейстер Буало Персень, де Тюдель и другие. Откупа, займы, поставки – все было в руках советников Жана II, что ни в малейшей степени не способствовало увеличению казны. Дофин и канцлер (Жан де Дорман, брат Гийома) не раз указывали королю на беспорядок и мздоимство, царящие при дворе, но тот только отмахивался: советники никогда ему не перечили, льстили, устраивали развлечения, заискивали перед ним и регулярно доставляли девиц для утех. И вот, похоже, всему этому настает конец. Виной тому герцог Людовик Анжуйский.
– Черт бы побрал этого принца! – негодовал Симон де Бюси, когда они собрались однажды в кабинете коннетабля. – Вздумалось же ему бежать!
– Страшнее другое: наш дурачок совсем потерял голову, – отозвался Персень. – Не удивлюсь, если окажется, что его и во сне преследует хваленый рыцарский кодекс чести.
– Не иначе как дофин приложил к этому руку, – прошипел де Лоррис. – Вызволю, дескать, братца, и англичанин потребует, чтобы папочка вернулся к нему в гости, а я тем временем стану править и кое-кому укажу путь со двора. Дружки его, гляжу, так и рвутся к тепленьким местечкам, да еще и родичей потянут. Встречаю однажды де Вьенна, поговорили с ним о том, как король проиграл в шахматы, и такую ненависть ко мне увидел я в его глазах, что понял: передо мной враг, причем опасный.
– Вопрос теперь в том, как уйти из-под удара дамоклова меча, – снова заговорил де Бюси. – Я не призываю убивать одну за другой собачек дофина, настанет час, доберемся и до них, дабы не совали носа, куда не следует. Сейчас главное – не допустить к власти дофина, ведь едва отец уедет, он станет регентом. Задача наша – воспрепятствовать этому.
– Сколько можно уговаривать Жана! – вспылил Лоррис. – Он уперт как баран. Рыцарский долг чести – вот что гонит этого безумца за пролив.
– Повторяю, этому надо поставить барьер, причем не откладывая дела до греческих календ[32]
.– Но как? Он больше не слушает нас.
– Нашими устами должна заговорить женщина.
Персень, хмыкнув, высказался за безосновательность такого подхода к делу:
– Полагаете, женщина управится там, где потерпели неудачу мужчины? Да и где взять такую?
– У него полно любовниц, – подсказал Лоррис. – Подговорить двух-трех красоток…
– Перестаньте молоть вздор, Робер! Всё это бабочки – сегодня живы, завтра сложили крылышки. У него нет официальной фаворитки, а ведь именно это – то, что требуется. Здесь нужна дама, владеющая умом и сердцем короля, а вы – о каких-то ночных мотыльках.
– Да, но где нам искать такую Клеопатру?
– В замке Пенвер! – объявил де Бюси, победно оглядывая собеседников. – Я давно уже думал об этом.
Соратники молчали, явно не понимая. До Лорриса быстрее дошло:
– Анна де Монгарден!
– Именно, барон!
– Но она в опале. Сам король приказал…
– Когда это было.
– А ее брат? Ведь он в партии дофина.
– По-вашему, она тоже с ними? Как бы не так! Уже три года этой дамы не видно при дворе. Неизвестно, чем она занимается у себя дома, но, судя по всему, ее совершенно не беспокоит, что происходит в Париже. Однако эта особа, думаю, не прочь занять прежнюю позицию, когда она была фавориткой…
– Дофина Карла? – вспомнил Персень.
– К черту дофина! Я говорю о короле. Эта дама долго не наскучила бы Жану Второму, если бы не Луиза де Куртене. Но и эта год спустя ушла в тень: король, увы, непостоянен. Вернемся к Анне. Время стирает грани, сглаживает углы. Король забыл о своей былой любви; быть может, однако, он жалеет об этом, но не решается позвать Анну ко двору. Так это или нет, но следует напомнить ему. Разве он нас не послушает? А ведь графиня совсем не стара, ей нет еще тридцати. Так отчего бы Жану Второму вновь не увлечься? Что было, то прошло, – подумаешь, невестка пожаловалась свекру на любовное увлечение супруга!
– Король никогда не подвергнул бы опале фаворитку, пусть и бывшую, если бы той не вздумалось прыгнуть в постель к дофину, – подхватил Лоррис. – Ревность и возмущение – вот что толкнуло его на этот шаг. Быть может, и вправду он пожалел потом, но не всякая женщина способна снести такую обиду.