Добрая фея короля Карла

Легко понять, какой страх посеяло это в умах прихожан. Хлынула волна доносов; почти все они основывались на домыслах, на нелепых подозрениях. Многие таким образом мстили за обиды, устраняли конкурентов, словом, убирали с дороги тех, кто мешал. Причем доносчиками, как и обвиняемыми, могли выступать даже дети.

Эльзе и без того было хорошо известно о бесчинствах «псов Господних», порождении папства. Она попросила графиню объяснить суть дела. Должно быть, пострадал, оклеветанный недругом, кто-либо из ее родственников или друзей?

Анна продолжала рассказ:

– Мне пожаловался мой кузен, губернатор города. Этот проклятый инквизитор за месяц отправил на костер почти сорок человек, причем совершенно безвинных. На них писали доносы родственники, соседи, враги. Их допрашивали, пытали[35], жгли огнем, требовали, чтобы они выдали остальных еретиков и ведьм, которые по ночам летали на шабаш к сатане. Но что они могли сказать, если были добрыми католиками и понятия не имели о ереси и колдовстве? Их, как упорствующих, сжигали живьем. Зато на этом погрели руки те, кто доносил на них, – забирали имущество несчастных и их дома.

Пострадала невестка губернатора: на нее донесли, что она виновна в падеже скота, она же навела засуху, вслед за этим вызвала бурю. Оказалось потом, что донос – дело рук соседки; она слыла уродиной, в то время как невестку считали красавицей. Затем настала очередь сестры невестки; ту обвинили в сговоре с дьяволом. Под пытками она призналась, что летала на метле, вызвала недавнюю молнию, за ней ливень и своей кровью подписала договор с сатаной о том, чтобы вредить людям и Церкви. Дальше – больше: пострадали сводный брат губернатора и его племянник. Первого засадили в тюрьму якобы за пособничество еретикам, которым он всего-навсего продавал изделия собственного производства; второго возвели на костер только потому, что он молился не в церкви, а на улице, – стало быть, еретик. Кузен потребовал прекратить бесчинства, но инквизитор пригрозил арестовать и его, ибо усмотрел в этом пособничество еретикам и колдуньям.

– Каков негодяй! – воздела руки к груди Эльза. – И носит же земля такую мерзость!

– Он не просто мерзавец; это выживший из ума фанатик, церковный выкормыш, помешавшийся на почве борьбы с еретиками и нечистой силой. Еще немного времени, и он замучает в камерах и сожжет весь город, а потом примется за следующий. Я добрая католичка, Эльза, но мой ум восстает против злодейств, а разум требует лишь одного – смерти этому святоше, ибо по сути он – ты верно заметила – отъявленный мерзавец. Ты согласна со мной?

– Еще как, мадам! Мне ли не знать, что за чудовище породила святая Церковь! Я ли не претерпела от него обид и травли! И мать Урсула. Она тоже чудом избежала костра. А сколько уже сгорело заживо!..

Графиня в возбуждении взяла Эльзу за руки:

– Понимаешь теперь, что нужно делать? Положить этому конец! Крыса должна умереть! Но она осторожна, эта тварь: еду и напитки этому дьяволу готовит личный повар, который на глазах у хозяина пробует все блюда. Попробуй отрави такого вепря цыпленком или вином!

– Я согласна с вами, – кивнула в ответ Эльза. – Догадываюсь, неспроста рассказали вы мне об этом.

– Его надо убить, и вот тут без тебя никак не обойтись. Ты говорила, помнится, о ядовитых травах и цветах. Необходимо сделать настой, пропитать им нижнее белье и…

– Кто же подаст его инквизитору?

– У него целый штат слуг; среди них есть родственники пострадавших…

– Но рубаха будет отравлена! Взяв ее в руки, человек через какое-то время умрет; первым окажется слуга…

– Мы обернем рубашку материей, обвяжем лентой. Подарок этот придет из Рима или, скажем, от архиепископа; пока выяснят, кто да что, будет поздно. Ведь так ты говорила? Стоит только ее надеть…

– Человек может умереть сразу; вряд ли это устроит вас или убийцу.

– Нет, нет, Эльза, не сразу, что ты! Пусть помучается, пес, день-другой или больше…

– Сколько угодно. Причем налицо будет болезненность, я бы сказала, противоестественность в поведении человека: он станет бездеятельным, ленивым, утратит интерес к прежним занятиям и даже к самой жизни. Это укажет на первые признаки отравления. Можно, конечно, в это время начать принимать противоядие, но это очень сложный состав и он может не подействовать. Да и кому это придет в голову? А смерть наступит в свое время в результате прекращения дыхания.

– Отлично! Пусть бездельничает месяц-другой; во всяком случае, можно надеяться, что за это время не пришлют нового мучителя.

– Могут и вовсе не прислать. Однако, мадам, надо еще отыскать такие травы. Для этого я должна отправиться на прогулку в окрестности замка и притом рано утром: действие яда сильнее у травы, сорванной до восхода солнца; в этом случае любое противоядие бессильно.

– Решено! Завтра утром ты приступишь к работе. Я дам тебе в провожатые полдюжины вооруженных слуг: такую голову, как твоя, нужно беречь.