Добрая весть. Повесть о Ювеналии Мельникове

Ювеналий написал письмо астраханскому губернатору с просьбой перевести его в Астрахань, где и климат теплее, и врачи есть, и работу легче подыскать. Но губернатор ответить не соизволил… Подули холодные северо-восточные ветры, и Мельников совсем было расклеился, слег. Последние пароходы шли по Волге, вскоре станет река, не будет как добраться до Астрахани. А готовиться к зиме в Цареве — это все равно что готовиться к смерти. Он так и написал в новом письме губернатору. Резко написал. На этот раз ответили — телеграммой, разрешив больному политическому ссыльному Мельникову переехать в Астрахань.

Перекочевывали трудно, по распутице. В дороге Ювеналий простудился и первые недели астраханской жизни почти не подымался с постели. Семью поддерживали, уделяя из своих небольших средств, товарищи — политические ссыльные, да и сама Мария — домашней работой, готовила для «коммуны». Коммуной они называли небольшую группку ссыльных, поселившихся в одной квартире: несколько киевлян, среди них и брат Ювеналия — Вячеслав, тоже сосланный в Астрахань за участие в революционных кружках, слесарь из Варшавы, ткач из Иваново-Вознесенска. Только к зиме Ювеналий стал понемножку поправляться и нанялся собирать печатную машину для астраханской типографии. Неожиданно пригодились знания, за которые «награждают» тюрьмой и ссылкой. Устройство печатных машин Мельников изучал, когда создавалась подпольная типография «Рабочей газеты».

В городской типографии знакомо пахло краской, свинцом. Он вспомнил свою романтическую, с приключениями, поездку за шрифтом в Гомель, вспомнил, как прыгал с поезда с тяжелым — свинец! — саквояжем в руке, как обманул жандармов. Теперь это казалось далеким сном молодости…

Начало массового рабочего движения. Истоки могучих рек всегда волновали и будут волновать людей. Теперь киевская рабочая организация разгромлена, и питерская, и московская; лучшие товарищи его — по тюрьмам и ссылкам. Почти все участники Первого съезда Российской социал-демократической рабочей партии, состоявшегося в Минске, арестованы. И все начинать сначала — который раз? Нет, не сначала начинать, это только кажется отсюда, из Астрахани, что сначала. Зерна, высеянные поколениями революционеров, дают всходы. Ничто не проходит бесследно, тем более жертвы, положенные на алтарь революции. Наверное, не будь маленького народнического кружка в Ромнах в восьмидесятых годах и тысяч таких кружков по всей России — не было бы многого из того, что было потом, в девяностые годы, и есть сегодня.

Как возрадовался Ювеналий, когда в начале зимы ему предложили отремонтировать шхуну. Работа в пароходных мастерских обещала постоянные связи с рабочими. Он снова окунется в привычную среду, создаст кружки. Да и по обыкновенной работе истосковался.

«…С этого периода и начинается фактическая работа подполья. В завтраки и обеды тов. Мельников прочитывал вслух несколько газет, где искусно между строк прибавлялось другое. Стал объяснять разницу между трудом и капиталом, по возможности в легальной форме. И вот этим-то он и привлек порядочную группу лиц из разных цехов. Тут были плотники, конопатчики, котельщики, слесари, судовая команда и чернорабочие… Однако такая работа долго продолжаться не могла. Заведующий ремонтом, замечая, что среди рабочих ведется политическая работа, стал под тем или иным предлогом отсылать в город Мельникова, лишая его этим возможности использовать свободную минутку для бесед с рабочими, а вскоре после этого появился возле доков и полицейский пост».

Вот тогда-то Ювеналий и вспомнил о своей школе-мастерской в Киеве. Почему бы в Астрахани не использовать киевский опыт? Рабочие, которые ремонтировали вместе с Мельниковым шхуну, уже были на примете у полиции. Но Ювеналий теперь имел прочные связи с астраханским пролетариатом. Первый кружок, наподобие киевской школы, он создал в основном из рабочих завода Митрофанова. Мечталось: пройдет несколько месяцев, и его, теперь уже астраханская, школа выпустит первых подготовленных пропагандистов-агитаторов. Они будут работать на астраханских заводах и фабриках, и правда о справедливом социалистическом устройстве жизни будет распространяться все шире и шире. Какое-то время он снова чувствовал себя молодым и сильным. Словно возвращались «лукьяновские» годы, его лучшие годы, когда было так много сделано.

Тогда, в Киеве, жизнь его круто изменил неожиданный арест.

Здесь, в Астрахани, — болезнь.

Первые недели Ювеналий пусть из последних сил, но продолжал заниматься с рабочими. Потом от занятий пришлось отказаться. Но нет, так легко он не сдастся. Он будет жить, будет бороться. Время-то какое! Владимир Ульянов вернулся из ссылки, сплачивает революционное движение. Скоро правительство не сможет не считаться с социал-демократией.