Добрее одиночества

Дома Жуюй приучилась не волноваться, видя, как люди обмениваются за спиной у ее теть насмешливыми взглядами: никто из них ее теть-бабушек не понимал, и, что важнее, тети не нуждались в понимании посторонних. Ей хотелось сейчас, чтобы она могла воспринимать болтовню Шаоай как нечто столь же маловажное, но Шаоай, судя по всему, твердо решила, что не отстанет.

– Дай-ка объясню, что я имею в виду, – сказала Шаоай. – Вот что ты думаешь про Енин? Она хорошая, по-твоему? Твои тети назвали бы ее хорошей?

– Она твоя подруга, – отозвалась Жуюй. – Зачем тебе мое мнение?

– Твой ответ как раз-таки мою мысль и доказывает. Да, она моя подруга, но прежде этого она человеческое существо, она существует; любой должен иметь возможность составить о ней мнение. Моя мать думает, что она чудачка. Мой отец, скорее всего, считает ее избалованной девчонкой вроде меня. Наш очень трусливый приятель – будущий монах – считает ее жутко привлекательной и хочет, чтобы она ждала его, пока он отсиживается в храме, а потом вышла за него замуж. Но ты, ты – твое мнение какое? Ты только смотришь на нее холодным взглядом и говоришь себе: она не имеет ко мне никакого отношения. И она становится для тебя ничем. Понимаешь? Есть человек, которого ты, пользуясь абсурдной логикой, навязанной тебе твоими тетями, лишаешь бытия, превращаешь в ничто.

Жуюй почувствовала себя так, будто слова Шаоай сметают ее в пропасть – слова, в которых нет смысла, но есть что-то безумное и потому неодолимое.

– Но мы с Енин правда не имеем друг к другу отношения, – сказала она и тут же поняла свою ошибку. Сойти с позиции молчания, дать себе ввязаться – уже она позволяет Шаоай то, чего та не заслуживает.

– Ты не поняла, – сказала Шаоай. – Я о ней говорю только для примера. Хорошо, может быть, она неудачный пример. Но те, кого убили на площади Тяньаньмэнь? Ты задумалась хоть на секунду о них, об их семьях? Ты спросила Можань или Бояна про то, что они видели или слышали? Нет и нет, потому что эти погибшие не имеют к тебе никакого отношения; следовательно, они для тебя ничто. Смею тебя заверить, такой взгляд не у тебя одной. Революция подавлена, и теперь все больше и больше людей будут выбирать эту позицию, но тебя это не извиняет. Ты, должна тебе сказать, видимо, бессердечная от рождения – или твои тети-бабушки великолепно промыли тебе мозги. В любом случае твое безразличие ко всему, кроме твоей крохотной веры, просто ужасает. Конечно, ты можешь пожать своими грациозными плечиками и сказать: какое мне дело до твоего мнения?

Жуюй, дослушав монолог Шаоай, ничего не сказала. Ее молчание, похоже, разозлило Шаоай еще больше.

– Ну? – спросила она. – Снизойдешь до того, чтобы ответить мне?

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Дело не в том, что́ я хочу от тебя услышать, а в том, что ты сама хочешь сказать. Давай же, защищайся. Защищай своих теть. Пусть у нас по крайней мере будет хоть какой-то разговор на равных.

– Мои тети не нуждаются в моей защите.

– А ты сама?

– Считай меня кем угодно, да хоть никем, мне все равно, – сказала Жуюй и, к своему облегчению, услышала шлепанцы Енин.

До того как Шаоай успела найти новые слова, Енин вошла в спальню.

– Почему вдруг молчание? – промолвила она в темноту с легким смехом. – Мне казалось, вы тут хорошо проводите время.

На следующий день Шаоай помогла Енин перебраться в общежитие, и, когда она не вернулась к ужину, Тетя поинтересовалась вслух, не говорила ли Шаоай, что и сама собирается сегодня туда переселиться.

– Неужели я такую важную вещь прослушала? – спросила она Дядю, но он заверил ее, что и сам ничего такого не слышал.

Тетя спросила Жуюй, и она ответила, что тоже не знала о таком намерении Шаоай, если оно было. Может быть, в глазах Шаоай Жуюй была кем-то вроде тех птиц, что занимают чужие гнезда; но эта мысль не заставила Жуюй испытать сожаление и не уменьшила ее облегчение от перспективы получить спальню в свое полное распоряжение.

Когда кончали ужинать, Шаоай вернулась и с жестким лицом объявила, что решила в этом семестре ездить на занятия из дома. Дядя и Тетя нервно переглянулись.

– Кто-нибудь из начальства говорил с тобой? – спросила Тетя.

– Нет.

– И что это значит? Что все будет хорошо?

– Ничего никогда не будет хорошо, если тебе интересно мое мнение, – отрезала Шаоай.

– Но университет… они… они тебя… – Тетя тщетно пыталась подыскать слова.

– Тебя беспокоит, что меня исключат? И я не получу диплома, не устроюсь на службу и вечно буду жить за твой счет? – спросила Шаоай. – Я вот что тебе на это скажу: на свете происходят вещи и похуже, чем не получить бесполезный диплом по международной торговле и отношениям.