Добрее одиночества

Несмотря на свои тягостные мысли, Можань с приближением субботы начала ждать поездки с нетерпением. В том, что Боян поступит в родительский университет, сомневаться не приходилось: он учился великолепно, и для поступления ему даже не нужны были семейные привилегии. Он всегда верил, что и Можань будет там учиться, хотя она не была в этом так убеждена. Ей надо будет повысить школьные оценки и отлично сдать вступительный экзамен, но, когда она делилась этими сомнениями с Бояном, он только смеялся над ее мнительностью. Конечно, все получится, говорил он; она способнее, чем позволяет себе думать. Только представь, говорил он, какая в университете нас ждет свобода, и волей-неволей она вплоть до последнего времени заражалась его оптимизмом.

– Ну так что, – сказала Шаоай в пятницу за ужином. – Я слышала, на завтра намечен некий визит в университет, это правда?

Жуюй не подняла глаз. Ужин в эти дни был для нее мукой, худшей мукой, чем спанье, потому что к тому времени их с Шаоай уже разделяло открытое поле боя. Только раз после той ночи Шаоай попробовала снова прикоснуться к Жуюй, но та самым ровным тоном, на какой была способна, велела старшей девушке оставить ее в покое. Ни слова после этого не было сказано, новых попыток не делалось, и каждую ночь Жуюй плотно заворачивалась в одеяло и была настороже, спала чутко.

Жуюй поклялась себе, и пока держала слово, что никогда больше не взглянет Шаоай в лицо. Присутствие Тети и Дяди, однако, усложняло дело. За ужином, когда старшая девушка сидела напротив, Жуюй надо было либо смотреть в свою тарелку с рисом, либо, когда Тетя к ней обращалась, поднимать на нее глаза, но усилием воли затуманивать свое периферическое зрение.

– В какой еще университет? – вскинулась Тетя. Слово университет последнее время было в доме одним из нежеланных.

– Наша Жуюй, – объяснила Шаоай, – вознамерилась осмотреть места, где ее ждет яркое студенческое будущее.

Хуже всего было то, что Жуюй негде было спрятаться от звуков, производимых известно кем: от стука палочек, от шарканья ножек стула по полу, от бурчания вместо ответов на вопросы Тети, от разного рода замечаний в адрес Жуюй в расчете на реакцию.

Тетя посмотрела на Жуюй, хотела что-то спросить, но передумала.

– И еще я только что узнала, что нашу расчудесную Енин взяли на практику в «Сино ойл энд гэс», – сказала Шаоай.

Не дождавшись ничьей реакции, Тетя вздохнула и спросила, чем Енин там будет заниматься.

– Учиться быть очаровательной и услужливой молодой женщиной в реальном мире, – ответила Шаоай. – Чем еще ей там заниматься?

Если бы только она замолчала, подумала Жуюй, но в эти дни именно Шаоай вела разговор за ужином, как будто ее темы были безобидными, повседневными. Не переставая мучить родителей, она, несомненно, знала, какую боль им причиняет, и, может быть, даже получала удовольствие. Уже Жуюй видела, что Шаоай медленно теряет место всюду, кроме родительских сердец: никаких видов на работу, меньше симпатии со стороны соседей, боязливые взгляды Можань и Бояна. Но почему, спрашивается, надо жалеть родителей Шаоай? Ведь это по их милости такой человек появился в мире, и им долго теперь не выйти из-под ее деспотизма, хоть она и перестала что-либо значить для мира.

– Что с тобой, Жуюй? – спросила Тетя.

По ее лицу Жуюй поняла, что, видимо, прослушала вопрос, который Тетя задала, чтобы не продолжать неприятный разговор с Шаоай. Жуюй извинилась и сказала, что думала о том, не забыла ли в школе папку с материалами для подготовки к важной контрольной.

Лицо Тети стало озабоченным; Жуюй показалось, что втайне Тетя рада возможности переключиться на неприятность поменьше, с которой можно справиться.

– Так проверь свою сумку, – сказала Тетя. – Если там нет, у Бояна или у Можань должны быть такие папки. Ты что-то должна сегодня доделать?

Жуюй сказала, что пойдет проверит, и вышла из-за стола. В спальне на узеньком письменном столе лежала эта папка, и машинально она открыла верхнюю страницу и начала читать первый вопрос; на середине ее внимание рассеялось, но она сохраняла занятый вид на случай, если Тетя заглянет. На стуле лежала ее наплечная сумка, новая, на покупке которой настояла Тетя, заявив, что в старшую школу нельзя ходить с такой детской сумкой, какую Жуюй привезла из дома. В углу комнаты был старый комод, нижние два ящика принадлежали Жуюй. Взгляда на верхние ящики, где лежало белье Шаоай, было достаточно, чтобы Жуюй жестоко передернуло; она порвала страницу.