Добро. Первая часть

Ну, ну… Поспешу вас успокоить. Это всего лишь действительная реальность, от ничто, до все… А уж вы можете фантазировать в этой закольцованной и пустой реальности, как захотите. Убежав в свой человеческий мирок, наслаждаясь своими расписными границами. В любом случае, все хорошо – и зло, и добро, когда оно у вас существует. Главное менять местами, чтобы не наскучило.

Пещера получилась более искусно. Чувствовалась рука посредника – труда. Он задействовал мысли. А они, в свою очередь, пригласили на помощь чувства. Так и получился шедевр. И с ним работала целая созидательная бригада, а не только мы с Сашей.

Не хочу сказать, что нам не хватало с сыном системы, и именно поэтому мы пригласили посредников между творением и творцами – творцом. Просто-напросто мы хотели перемен, как сердца, которые их ждут…

Да, забыл сказать. Мало, что приходило с дуновением ветра воспоминаний в новом мире, но песня «Перемен» до меня ласковым мотивом доходила, пусть и подсознательно.

У пещеры получились более гладкие края, перепады и выступы. Она казалась более мягкой и уютной. Ну как книга «Добро», где я стал более просто изъясняться, по сравнению с книгой «Чувства», где меня просто цифровала идея познания себя. А ведь всегда все намного проще… Любовь – это любовь, а жизнь – это жизнь, без объяснений.

Вход освещался незримым лунным светом, причем, не имея времени суток – по крайней мере. По точному распорядку. Свет тонкими переливами ложился на все стены, что были поблизости от входа. Получалась некая игра твердой энергии – зримой, и более мягкой – еле уловимой. Кстати, свет в новом мире не выполнял тех функций, что на земле. Он иногда был мраком, а иногда освещал этот самый мрак. Другими словами, свет просто существовал, а иногда делился на себя и свою тень.

И всегда, когда появлялся «разноцветный» свет, появлялись и странные маленькие существа, которые поглощали его. В привычном мире свет поглощал тьму, а тьма свет. Здесь же, так как это была единая сущность, его поглощали маленькие букашечки с крыльями. Во всяком смысле я их так видел. По секрету, я их и создал, когда ко мне пришла мысль – «А куда девается свет, если он и есть тьма?». Букашек я создал на скорую руку… Да, да, именно руку. Когда мы с сыном занимались продуктивной лепкой. Я незаметно отлепил маленький кусочек и сотворил мушек. А потом показал их сыну. Мы долго смеялись. Они получились очень жадными до света, но такими забавными.

За всеми этими играми мы не заметили, как разъединились. И теперь в мире были две пластилиновые фигурки, которые что-то от себя отрывали, и лепили этот самый мир. Разницы мы не почувствовали. И я был благодарен новому миру за то, что он воочию и «чувственно» мог показывать, что все едино, и множественно. Причем в одинаковом состоянии, как бы это парадоксально не звучало.

Мы с Сашей даже немножко невидимо разграничили свои зоны творения. Ну, как бы отвернувшись друг от друга. И каждый лепил что-то свое. А потом завершив, – соскучившись друг по другу, мы встречались взглядами, нежно улыбались, и делились своими изобретениями. Иногда даже лепя из них одно целое, и более великолепное. Саше очень нравился этот процесс, и мне тоже. Он навевал что-то новое и свежее.

А порой, мы даже расходились, он в пещеру, я оставался снаружи, или наоборот. Творили, и вновь сходились. Странное отдаление, которого боишься с наступлением определенного возраста на земле. Но здесь оно придавало легкие оттенки движению. Одно уходило, на смену ему приходило другое – перемены, не более. Даже в бесчувственном мире, в той степени, как ее привыкли осознавать люди, чувства присутствовали – новый мир дарил палитру движений, оттенки интересов.

Санькин даже заметил это как-то.

– Пап, а как в другом мире, ну, где нас нет, выражается отдаление и приближение предметов? – Спросил он.

Я понимал, что в этом мире, он знал точно на все вопросы ответы. Просто хотел получать этих самых оттенков больше, вот и включал разумное любопытство. Поясню, разум и так все знает, но ему скучно, и он постоянно проходит свои знания заново, по кругу, бесконечное количество раз. Именно поэтому, я только улыбнулся сыну в ответ, и мы сладко обнялись.

Объятия получились восхитительными – мы же научились оттенкам движения, а значит, разбежавшись в разные стороны, кто в пещеру, а кто наружу, мы соскучились по объятиям. И они вновь заиграли красками новой, повторюсь – новой жизни!

Через какой-то миг наша лепка превратилась в конвейер. И можно было приглашать помощников. Для более масштабного украшения мира. Но мы переглянулись с сыном, и поняли, что торопиться некуда, и лучше мы посмакуем удовольствием от созидания. Именно так и зарождалось время на земле. Вместо моментального намерения появилось желание, и невидимый, но расчерченный срок для его осуществления. Хотя, все это одно и тоже.