– А такая, внученька, – отпивая сладкий чай из чашки, пояснила бабушка, – что у медали всегда две стороны – что-то плохое, а что-то хорошее5–, а то и все три, если не забывать про ребро этой самой медали. И что, если хорошенько подумать над задачкой, всегда можно найти решение.
В печи сонно тлели дрова, за окном царствовала ночь, все отправились спать. Спали в хрустальных вазочках вкусные конфеты и маковые баранки. Спал остывший важный самовар. Кот, уткнувшись в собственный пушистый хвост, мирно посапывал на печи.
А в кухне, в свете полной луны, по полу незаметно прошмыгнула маленькая юркая мышка.
Маша и Петушок-Золотой гребешок
Румяное солнце, выглядывая из-за белых кружев облаков, медленно поднималось над густыми кронами деревьев, окрашивая сочные листья во всевозможные оттенки зелёного. Мягкий тёплый ветер разносил по округе ароматы луговых цветов и спелых, чуть забродивших ягод. В Луково наступало утро.
Открывались резные ставни, из окон слышались добрые пожелания «утра и хорошего дня». Просыпались печи и расписные самовары. Пузатые заварники с нетерпеливым позвякиванием выстраивались в ряд. Ворчало в чугунных сковородах сливочное масло.
По улицам деревушки плыли аппетитные запахи сдобы, глазастых яичниц с жареной варёной колбасой и, конечно, сочных, сладких поджаренных сырников, которые в это утро готовили в домике на странных кривеньких подпорках.
«Ку-ка-ре-ку!» – разнеслось на всю округу6, разрезая сонное утро и внося сумятицу в непроснувшиеся умы жителей пёстрых домишек.
– Бабуль, это невыносимо! – обречённо вздыхая, пожаловалась бабушке невыспавшаяся Маша. – Когда он уже кричать перестанет?
– Да кто ж его знает, – задумчиво ответила Маргарита Петровна, выглянула в окошко, выходящее во двор, и продолжила замешивать тесто, тихо мурлыкая под нос: – Петушок, петушок, золотой гребешок, маслена головушка, шёлкова бородушка…
Маша выглянула в окошко и недовольно сморщилась, услышав новый заход певца.
«Ку-ка-ре-кууу!»
Чему-то улыбаясь, Маргарита Петровна скатывала ровные одинаковые сырники и раскладывала их на столе, присыпанном мукой, глянула на внучку и сказала:
– Видимо, что-то ему надо. Ты поди, да спроси.
Маша, услышав предложение поговорить с петухом, удивлённо уставилась на бабушку, но потом вспомнив, что удивляться ей, собственно, уже нечему и, как была в ночной сорочке, с вихрами на голове, вылетела во двор, полная решимости разобраться с опостылевшим петухом раз и навсегда. За её спиной грозно хлопнула дверь.
Послушав, откуда идёт крик, девочка двинулась в нужную сторону.
– Ку-ка-ре-кууу! – голосил разноцветный Петух, усевшись на высоком заборе. – Ку-ка….
– Слушай, Петух, – перебила подошедшая к горлодёру Маша. – Тебе не надоело?
Петух замолк и посмотрел на девочку.
– Надоело, конечно. Но что поделать? Читала, небось, книжки, когда маленькой была: «Петушок, петушок, золотой гребешок, что ты сладко поёшь, деткам спать не даёшь?» Так вот это про меня.
– И давно ты так добрым людям спать мешаешь? – уперев руки в бока, глазела Маша на горе-певца.
– Да уж давненько, – призадумался Петя, хлопнул крыльями и начал перечислять: – Отец мой кукарекал, дед мой кукарекал, прадед мой кукарекал, прапрадед мой кукарекал, прапрапрадед мой…
– Да-да, – нетерпеливо прервала Петуха Маша, – поняла уже. Но это же неправильно. Надо что-то делать? Это ведь совершенно невозможно!
– А что тут сделаешь? Я кукарекаю, и дети мои кукарекать будут, мои внуки будут кукарекать, и дети внуков будут кукарекать… – запнулся Петух, недовольно посмотрел на собеседницу и выдал: – Такова уж моя петушиная доля.