— Ты не она. Но, разве он этого не понимает? Разве это и не к лучшему? — Вик перебивает её, перестав веселиться. Подкатывает к её кушетке свое кресло и, жестом прося её лечь поудобнее, вытягивает перед собой её поврежденную руку, ощупывая от локтя к запястью. — Он дал слово. И он много лет пытался его выполнить. И выполнил сегодня. Ты умная, Лара. Ты понимаешь, что Юрис — непростой человек, в плане психики, характера. Мы тут все непростые, травмированные через одного, — он хмыкает, встает и подкатывает к ней уже знакомый ей наркозно-дыхательный аппарат. — Ты тоже со своими особенностями. Так что вот тебе мысль, с которой ты сейчас будешь спать. Если ты, раскрепощенная молодая красивая женщина, живущая в мире, где секс — это просто секс, при вопросе «почему ты не подошла» говоришь про любовь - надо подойти. Не попробуешь, никогда не узнаешь, что могло бы быть. А у тебя, тем более есть все козыри: ключ от квартиры, повод подарить подарок... Если что, это был его единственный плащ. И главное....
— М-м-м? — она, уже минуту как вдыхающая наркоз, сонно моргнула, пытаясь сфокусироваться, если уж не на лице Вика, то на его словах.
— Ты сама, умница, — Вик усмехается и она погружается в сон.
***
В полицейском госпитале было очень людно. Я не помнил такого количества народу здесь с того момента, как отгремел последний передел территорий больше пятнадцати лет назад. Пройдя через досмотровую зону и получив свою бирку с разрешением на ношение оружия в пределах госпиталя – с чего бы ко мне такое доверие? - я нашел через терминал, в каких палатах лежат нужные мне люди и пошел... Докладываться? Да, скорее именно так.
Первым был Джеймс. Лежал в койке такой довольный, словно получивший откат за многомиллионную сделку брокер. Выслушал мой краткий отчет о произошедшем на складе: зачистка верха, удержание гражданских с сомнительным статусом, зачистка низа, гибель троицы, тварь, Ма Тонг, бомба...
— И что ты чувствуешь? — спросил он после того, как я закончил свой пятиминутный доклад.
— Я устал и хочу домой, — тихо ответил я, глядя на фотографию его семьи, что показывал комм Джеймса, стоящий на манер фоторамки на тумбе.
— Участок хочет отправить тебя на пенсию по полному разряду. Мэр грозится награждением от всего городского совета, каким-то там грантом, и намекает на уже практически оформленную лицензию для твоего агентства. Ты сделал за неделю то, что остальные не могли сделать за годы.
— Я убил много людей, несколько раз чуть не умер сам. Я выполнил все обещания и свою работу. Я пошутил про агентство. И я не приду ни на какие награждения, мэру можешь так и сказать. Я устал.
— Юр...
— Отпусти меня, — я понимаю, что уже говорил эту фразу сегодня. Джеймс смотрит на меня молча и тяжело. Потом вздыхает.
— Вы свободны, детектив Ливану. Отдыхайте. Вы заслужили, как никто другой.
Я выхожу из его палаты и иду к Майклу.
Стоит мне повернуть в коридор, где должен лежать «бандитос», как я тут же утыкаюсь взглядом в двух рослых латиноамериканцев, стоящих по обе стороны от нужной мне палаты.
Айзек Зерилли. Джош Зерилли.
База выдает мне целый «послужной» список на каждого, естественно, без единого открытого на текущий момент дела. Замедляя шаг, я думаю, что зря пришел, но братья отходят в сторону, чуть склоня голову в молчаливом приветствии. Такое мне... Непривычно. Я прикладываю свой полицейский ключ-карту к замку на двери, ожидая, пока меня впустят, и дверь открывается.
На меня смотрит женщина-легенда. Сидящая на кровати Майкла, она кажется не менее величественной, чем если бы сидела на месте мэра города. И ведь могла бы когда-то, пожелай она того.
Густые, поблескивающие в свете ламп черные волосы, с заметной и гордой сединой, крупными локонами спускаются почти до пояса. Каре-желтые глаза под хищно изогнутыми черными бровями смотрят изучающе, оценивающе. Чуть вздернутый нос, пухлые губы, застывшие в слегка задумчивой улыбке, твердая нижняя челюсть. Осанка. Гордый разворот плеч, крупная грудь и широкие бедра. На ней простое черное платье, с коротким рукавом и чуть присобранным у талии поясом, открывающее лодыжки. Ни единой татуировки. Ни единого видимого импланта, даже линий от внутренних я не вижу. Нет никакого сетевого шума, словно нейролинк у нее тоже не установлен.
Она встряхивает головой, поправляя прическу, и молчит. В этой комнате, кроме нее и Майкла еще трое её сыновей.
— Вживую вы гораздо красивее.
Сыновья недовольно выдыхают, а она, хлопнув густыми ресницами, хохочет как девчонка и смотрит на Майкла.
— Вот, учись у отца
— Ну да, ну да. Сказать Смерти, что она вживую красивее, на такое только у него одного в этом городе смелости и хватит.
— Не наговаривай на мать, — глава семьи Зерилли легонько шлепает сына по руке и снова смотрит на меня.
— С чем пожаловал, детектив?
Я на миг задумываюсь.
— Хотел убедиться, что с ним все в порядке. И сказать спасибо. За Раттану и за Джеймса.
И вдруг её взгляд меняется, да так, что где-то в подкорке сразу зудит навязчивое желание взяться за револьвер.