Добро пожаловать в обезьянник

— А каково по-вашему мое представление о счастье?

— Я не собираюсь кидаться в Ваши объятия, не собираюсь пить эту отраву, и по собственной воле я не сдвинусь с места, — сказала Нэнси. — Думаю, поэтому Ваше представление о счастье в действительности будет выглядеть так: восемь человек держат меня на этом столе, а вы, отважно прижимая к моей голове заряженный пистолет, делаете, что задумали. Это будет именно так, поэтому зовите своих друзей, и покончим с этим!

Так он и сделал.

* * *

Он не причинил ей боли. Он дефлорировал ее с медицинской опытностью, показавшейся ей отвратительной. Когда всё было кончено, он не казался довольным, не казался гордым. Напротив, он был подавлен. Он сказал Нэнси: «Поверьте мне, если бы был какой-нибудь другой способ…» Ответом на это было её каменное лицо, молчание и слезы унижения.

Его помощники отделили от стены складную кровать. Она висела на цепях и была немногим шире книжной полки. Нэнси позволила положить себя туда, и её вновь оставили наедине с Билли-поэтом. Она лежала там — большая, крупная, как контрабас, — и от жалости к себе ощущала себя очень маленькой. Ее укрыли колючим одеялом — явно из военных запасов. Она сама натянула одеяло на голову, закрыла лицо.

По доходившим до неё звукам Нэнси могла судить о том, что делает Билли, а делал он совсем немного. Он сидел за столом и то вдруг вздыхал, то шмыгал носом, то время от времени переворачивал страницу книги. Вот он закурил сигарету, и ее несносная вонь заползала под одеяло. Билли затянулся, потом закашлялся и кашлял долго-долго.

Когда его кашель утих, Нэнси с отвращением сказала через одеяло: «Вы так сильны, так уверены в себе, так пышете здоровьем. Наверно, это так чудесно — быть настоящим мужчиной».

На это он только вздохнул.

— Я не совсем типичная «негодница», — сказала она. — Мне это очень не понравилось — всё было ужасно.

Билли шмыгнул носом, перевернул страницу.

— Полагаю, всем остальным женщинам это очень нравилось, они, наверно, были вне себя от счастья.

— Ерунда.

Она сбросила одеяло с лица.

— Что значит, ерунда?

— Они все были, как Вы.

Услышав это, Нэнси села на своей постели и уставилась на него.

— Женщины, которые помогали вам сегодня…

— Так что они?" — Вы с ними сделали то же, что и со мной?

Он не поднял глаз от книги.

— Да.

— Тогда почему они не убьют Вас, вместо того, чтобы помогать Вам?

— Потому, что они поняли. — Они благодарны, — мягко добавил он.

Нэнси сошла с кровати, подошла к столу, ухватилась за его края и наклонилась к Билли.

— Я Вам не благодарна.

— Вы будете благодарны.

— И что же может совершить это чудо?

— Время.

Билли закрыл книгу и встал. Нэнси вдруг с растерянностью ощутила, как на нее волнами накатывает его обаяние. Каким-то образом он снова завладел инициативой.

— То, что с Вами случилось, Нэнси, — сказал он, — лет сто назад было типичным и происходило в брачную ночь с каждой добропорядочной девушкой. Тогда все в мире были негодниками, и жених обходился без помощников, потому что невеста обычно не испытывала желания убить его. А в остальном все происходило так же. Эта пижама была на моем прапрапрадедушке в его брачную ночь у Ниагарского водопада.

Он записал в своем дневнике, что его невеста проплакала всю ночь, и её дважды рвало. Но со временем она стала энтузиасткой сексуальной жизни.

Теперь настала очередь Нэнси молчать. Она поняла его рассказ. Легкость, с которой она сделала это открытие, потрясла её. Значит, несмотря на первые неприятные ощущения сексуальный энтузиазм может расти и расти.

— Вы совершенно типичная негодница, — сказал Билли. — Если Вы попробуете без боязни разобраться в своих чувствах, Вы поймете, что Ваш гнев объясняется тем, что я такой плохой любовник, к тому же я не вышел ростом и кажусь смешным. Но с этого дня Вы начнете мечтать — и ничего с этим поделать не сможете — о парне, под стать такой Юноне, как Вы. И вы найдете его — высокого, сильного и нежного. Движение негодников растет не по дням, а по часам.

— Но… — начала было Нэнси и умолкла. Она посмотрела в иллюминатор на восходящее солнце.

— Но, что?

— Именно повальное негодничество прошлых времен ввергло мир в хаос. Неужели Вы не понимаете?

В ее голосе была мольба.

— Мир больше не может позволить себе секс.

— Конечно же, мир может позволить себе секс, — сказал Билли — Мир только не может больше позволить себе воспроизводство.

— А как же тогда — законы?

— Это плохие законы, — сказал Билли. — Загляните в историю, и Вы увидите, что люди, стремящиеся властвовать, издавать и внедрять законы, растолковывать всем, какой именно порядок здесь на Земле угоден Всемогущему Господу, — эти люди себе и своим друзьям прощают всё на свете. Но естественная сексуальность нормальных мужчин и женщин внушает им отвращение и ужас.