Добро пожаловать в обезьянник

Итак, незадолго до конца июня я завел свой грузовичок и отправился в Хайаннис-Порт, чтобы измерить окна в доме коммодора. Мистер Рэмфорд жил на Ирвинг-авеню – там же, где и Кеннеди, и вышло так, что мы с президентом приехали в город одновременно.

Пробка началась задолго до Хайаннис-Порта. Судя по номерным знакам, здесь собрались машины практически из всех штатов. Мы двигались со скоростью четырех миль в час, нас обгоняли даже пешеходы. Радиатор моего грузовичка то и дело закипал.

Что ж, торчать в пробках – удел простых смертных. От этой мысли я было немного расстроился, но, приглядевшись, вдруг узнал человека в соседней машине: им оказался сам Эдли Стивенсон.

Его лимузин тоже еле-еле полз, а из-под капота валил пар.

Когда движение окончательно застопорилось, мы с мистером Стивенсоном вышли наружу и немного прогулялись. Я поинтересовался, как идут дела в Организации Объединенных Наций, и он сказал, что нормально. Другого ответа я от него и не ожидал.

Добравшись наконец до нужного поворота, я увидел, что Ирвинг-авеню перекрыта полицией и службой безопасности и всех туристов сгоняют на соседнюю улицу. Эдли Стивенсона пропустили, а меня, естественно, нет. Я кое-как втиснулся обратно в поток машин и двинулся дальше, разглядывая витрины и вывески. Миновав мотель имени Президента и коктейль-бар имени Супруги Президента, я остановился возле кондитерского магазина имени Президентской Четы.

Оттуда я первым делом позвонил Рэмфорду – выяснить, может ли продавец оконного стекла попасть на Ирвинг-авеню, не рискуя быть застреленным. Трубку поднял дворецкий; он записал мой номерной знак, рост, цвет глаз и все такое прочее, после чего пообещал, что охрана меня пропустит.

Дело шло к обеду, и я решил немного перекусить. Все сладости, которые продавались в магазине, были названы в честь президента, а также его родственников и друзей. Например, пирожное с земляникой и кремом именовалось «Джеки», а мороженое в вафельном стаканчике – «Кэролайн». Имелся даже бисквит «Артур Шлезингер-младший».

В общем, я съел два «Тедди» и выпил чашку «Джо».

На следующем перекрестке меня действительно пропустили без помех. Ирвинг-авеню была совершенно пуста, лишь впереди маячила одинокая машина с пакистанским флажком.

Увидеть виллу Кеннеди мне не удалось – ее скрывал глухой трехметровый забор. А на другой стороне улицы, прямо напротив ворот, стоял «коттедж» Рэмфордов – огромное, прекрасно отделанное старинное здание со множеством причудливых башенок и балкончиков. На уровне третьего этажа его опоясывала крытая веранда, а чуть ниже висел громадный портрет Барри Голдуотера. Глаза сенатора, в зрачки которых были для пущего эффекта вделаны катафоты, смотрели на президентскую виллу. Судя по прожекторам, окружавшим портрет, ночью изображение подсвечивалось.

Человека, торгующего противоураганными окнами – тем более если он сам их и устанавливает, – вряд ли можно отнести к привилегированному сословию. Поэтому я был готов сразу приступить к работе, не вдаваясь в ненужные разговоры. Однако коммодор встретил меня как самого дорогого гостя: угостил коктейлем, пригласил к ужину и, сказав, что делами можно будет заняться завтра, даже предложил оставаться на ночь.

Мы взяли по бокалу мартини и вышли на веранду. Но коммодор не стал любоваться прекрасным голубым заливом – он с явным удовольствием не отрывал взгляда от огромной пробки на подступах к Ирвинг-авеню.

– Посмотрите-ка, – сказал мистер Рэмфорд, – на всех этих идиотов, возжаждавших романтики! Они и вправду думали, что их пригласят сыграть в гольф с президентом или на худой конец с министром здравоохранения – ведь они же за них голосовали! Черта с два! Оттуда, с дороги, не увидишь даже антенну на президентской вилле. А вся романтика – порция жутко дорогого мороженого, именуемого «Кэролайн».

Над верхушками деревьев с ревом пролетел вертолет и опустился на землю неподалеку от виллы Кеннеди.

– Интересно, кто бы это мог быть? – спросила Кларисса.

– Папа Иоанн Шестой, – пробурчал коммодор.

Из дома вышел Джон – дворецкий – с большим подносом, на котором желтели какие-то непонятные предметы, напоминавшие орешки или воздушную кукурузу. Выяснилось, что это значки с изображением Голдуотера. Джон направился к веренице машин и стал предлагать их разочарованным туристам. Усталые, раздраженные люди охотно разбирали значки.

Несколько человек приблизились к дому и попросили разрешения немного отдохнуть на лужайке – они шли пешком шестьдесят семь миль, от самого Бостона, а президент даже не вышел их поприветствовать.

– Надевайте значки и присаживайтесь, – ответил Рэмфорд. – Сейчас вам принесут лимонад.

– Послушайте, коммодор, – поинтересовался я, – а где же ваш мальчуган? Ну, тот, который выступал у нас в Нью-Гемпшире.

– У меня другого и нет.

– Замечательно он тогда говорил!

– А как же, – усмехнулся коммодор. – Весь в отца!

Кларисса опять тихо, печально вздохнула.

– Он ушел купаться, – сообщил Рэмфорд, – скоро придет. Если, конечно, его не утопит какой-нибудь псих на водных лыжах. У нас тут соседи, понимаете ли, водными лыжами увлекаются.